С престола в монастырь (Любони) - [69]

Недолго пировали в лесу, и оба князя, поднимаясь со своих мест, дали знак собираться в дорогу. Привели лошадей, и Мешко теперь стал около Дубравки, на лице которой блуждала счастливая улыбка, а в глазах видно было какое-то любопытство.

От полянской границы начался этот некрещеный край, где на каждом шагу виднелись явные признаки идолопоклонства, при виде которых лица священников омрачились. Дубравка ничуть не испугалась стоявших по дороге статуй богов и как будто совсем не обращала на них внимания. Веселыми шутками и болтовней коротали время, стараясь как можно скорее приехать в замок.

Когда опять остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям, Мешко вдруг заметил Власта, призвал его к себе и, милостиво его приветствовав, сказал:

— Возьми несколько человек и лучших коней и поезжай вперед известить о нашем приезде.

И Власт, утомленный дорогой, не отдыхая, должен был немедленно ехать дальше и все время быть впереди кортежа.

Но эта предосторожность была лишняя, так как в городе днем и ночью стоял народ, готовый к приему княгини, и старшины, и жупаны, и землевладельцы, и крестьяне собрались тут же. Их отряды переполнили не только весь город, но и поля по Цыбине и Варте. Толпы любопытного народа с разнородными чувствами сбежались смотреть на прибывающую княгиню.

В ожидании этого необыкновенного зрелища, последствий которого так боялись, стояли толпы, давя друг друга… Эта новая княгиня везла с собою новую веру, новую жизнь, и всех беспокоило какое-то странное предчувствие.

Женщины плакали, мужья, опершись на свои палки, раздумывали… Старцы переходили от толпы к толпе, напевая грустные песни. Все знали, что этот день внесет в жизнь что-то новое, нежеланное. Что? Никто не имел понятия, знали только, что надо проститься со стариною, а с ней срослось все, что им было так дорого.

И среди этой молчащей толпы, которая могла бы испугать менее храбрую, чем Дубравка, медленно двигался кортеж Мешка и чешские рыцари и магнаты.

Уже в нескольких милях от Познани на дорогах стоял не только народ, но и войска, свидетельствовавшие о силе Мешка.

Своей пышностью, красотой и оружием они ничуть не уступали чехам. Уже давно прошли те времена, когда Поляна зазубренными валками и смолеными кольями должна была бороться с врагом, не имея металлов и железа. При Земомысле много было отнято у врагов и много куплено всякого рода оружия и мечей… Теперь железа было много, и оружие очень легко можно было покупать в приморских торговых городах. И в беспрерывных войнах с немцами поляне приобрели много оружия.

Сокровищница Мешка не уступала самым богатым, и она не только не исчерпывалась, но еще с каждым годом ее богатства увеличивались… Чехи были более просвещенные благодаря сношениям с императорским двором и с культурным западом, но зато в полянах было много славянского духа и остатков того таинственного мира, который выработался в течение столетий.

И среди этого шума рогов, труб, восклицаний и пения Дубравка въезжала в свою новую столицу так же не взволнованной и спокойной и рассматривала все такими же любопытными глазами, как и в тот вечер, встретившегося ей над Велтавой незнакомца, за которого ей было суждено выйти замуж.

Из окон своего дома завистливыми, а может быть, и заплаканными глазами смотрела Горка на эту новую госпожу… навстречу которой она не смела выйти. У дверей дома Мешко сошел с коня и, подавая руку своей жене, ввел ее в большую горницу. Здесь была уже вся полянская аристократия; старцы с седыми бородами и молодые мужчины низкими поклонами приветствовали госпожу, смотревшую гордо на своих новых подданных…

Скромный деревянный дворец князя Мешка, должно быть, показался княгине, привыкшей к пышным замкам, очень бедным; ничего здесь не было, что могло бы напоминать ей ее христианскую страну, но деревянная хата Мешка блестела столькими накопленными богатствами, что они поразили даже чешских магнатов.

На столах находилась тяжелая серебряная посуда, поставленная больше для украшения, чем из необходимости…

Выслушав приветствия всегс двора и гостей, Дубравка обратилась к Мешку.

— Милостивейший господин, — сказала она, — я до тех пор не буду себя считать твоей женой и хозяйкой, пока нас не благословит священник.

Мешко немного нахмурился.

— Моя княгиня, — ответил он, — осмотрите покои и весь замок — посчитайте людей, которые вас окружают… Это все, как и я, язычники… Если бы я сегодня преклонился перед вашим Богом, то кто знает, что случилось бы с нами завтра?… Повремените… и работайте вместе со мною…

— Но я с вами иначе жить не могу, — ответила Дубравка. — Пусть о венчании никто не знает, но оно должно быть.

Князь Болько тоже настоял на этом. Мешко стоял нерешительный и не знал, что делать. Ведь ему таких условий не ставили, и он даже не подозревал возможности такого исхода, но, не желая омрачать этот день неприятными недоразумениями, уступил Дубравке. Ничего он не ответил, обернулся только и, глядя на присутствующих, дал знак глазами или же что-то произнес… никто этого не разобрал, — немедленно обернулся к Дубравке и Больку, приглашая их осмотреть замок, все избы и покои, приготовленные для княгини…