С первой леди так не поступают - [44]

Она знала, что ошеломляющее утверждение Бойса ничем не подкреплено, и именно поэтому была напугана. Оно было столь возмутительным, столь неправдоподобным, что его вполне могли принять на веру около трети присяжных. Люди верят неправдоподобным выдумкам — ведь приятно тешить себя мыслью, будто ты человек достаточно смелого ума, чтобы принимать за истину то, что, по мнению других, противоречит здравому смыслу. Потому люди и верят в НЛО, заговоры с целью политических убийств, некоторые религиозные учения и возможность того, что бостонская команда «Ред сокс» станет когда-нибудь чемпионом по бейсболу.

Две недели прошли в сплошной суете. ЗГП вызвала в суд высококвалифицированного пластического хирурга, который заявил, что с медицинской точки зрения утверждение Бойса неправдоподобно.

Во время перекрестного допроса Бойс подверг самого хирурга такой пластической операции, что на нем живого места не осталось. Доктор часто работал по заданию правительства — переделывал наружность перековавшихся бандитов и шпионов-перебежчиков, которым нужно было переменить личность. К тому времени, как Бойс закончил перечислять преступления его пациентов, по сравнению с доктором пластические хирурги из Беверли-Хиллз стали казаться святыми.

Заместительница ГП находила все новых пластических хирургов, дерматологов, кожников-аллергологов и патологоанатомов, которые пытались опровергнуть заявление капитана Грейсона. Бойс разбивал их в пух и прах одного за другим. Благодаря ему их показания звучали так невразумительно, так заумно, что разобраться в них сумел бы только судебный дерматолог, получивший степень доктора философии. Первый Бойсов закон превращения научных доказательств в несостоятельные гласил: нужно сделать их скучными и раздражающими. По словам Влонко, уже четверо присяжных начинали скрежетать зубами всякий раз, когда Клинтик вставала, чтобы приступить к допросу очередного специалиста по кожным болезням. Это был прогресс.

Это была шахматная партия. Сэнди сделала неудачный ход, заставив Грейсона давать показания насчет отпечатка, а Бойс, добившись преимущества, развивал его, вынуждая ее защищаться. Тем временем журналистов терзало любопытство — они пытались догадаться, на кого именно Бойс намеревается указать пальцем как на человека, который оставил на голове президента личное клеймо Пола Ривира.

А Бет все сильнее терзало нечто другое.

* * *

— Как ты провел выходные с Перри? — спросила она.

— Гм? — Бойс был погружен в свои мысли. Сегодня предстоит важное заседание суда. Показания будет давать Бабетта Ван Анка. Публика в напряженном ожидании.

Бет, кажется, что-то спросила?

— Отлично, отлично, — сказал он.

— Что она собой представляет?

— Две руки, две ноги. Млекопитающее.

— Кажется, она довольно умна. Для женщины, которая выставляет напоказ свои буфера.

Ревностью Бет Бойс упивался молча. К тому же в течение выходных, проведенных с Перри в Нью-Йорке, он только и делал, что пытался увильнуть от ответов на удивительно похожие вопросы о Бет. В разгар чрезвычайно приятного сеанса фелляции, устроенного по случаю его приезда домой, Перри вдруг прервала процесс, подняла голову и спросила: «Что она собой представляет на самом деле? Кажется, она симпатичная — для хладнокровной убийцы». Лишь полчаса спустя Бойс сумел вновь прийти в прежнее состояние.

— Она очень хорошо о тебе отзывается, — сказал Бойс Бет. — Считает тебя симпатичной.

— Почему ты никогда о ней не говоришь?

— Что ты хочешь узнать о ней?

— Ты в нее влюблен?

— Возражаю. Наводящий вопрос.

— Я перефразирую. Как бы вы охарактеризовали свои чувства к мисс Петтенгилл?

— Как дружеские, конечно.

— Не любовные?

— Это зависит от того, что вы понимаете под словом «любовные».

— Свидетель, отвечайте, пожалуйста, на вопрос. — Их колени соприкасались.

Кортеж подъехал к зданию суда.

— Слушание дела откладывается.

— Я сохраняю за собой право в ближайшее время вызвать свидетеля повторно.

* * *

Ник Нейлор отверг предложение войти в здание через подвал. Если Бет Макманн входит в парадную дверь, чем Бабетта-то хуже?

Бабетта отнеслась к этой идее без особого восторга. В ее представлении прибыть куда-нибудь — значило подъехать на белом лимузине длиннее большинства авианосцев, быстро зашагать по красной ковровой дорожке в сопровождении двенадцати накачанных стероидами громил с рациями в ушах, потом остановиться на минутку, позволив запыхавшемуся интервьюеру из «Вечерних развлечений» сообщить, что она выглядит «просто потрясающе!», и спросить: «возбуждают» ее съемки в новом фильме или «чрезвычайно возбуждают»?

А езда рывками сквозь толпу агрессивно настроенных репортеров, донимающих ее вопросами — «Бабетта! Бабетта! Сколько раз вы с Кеном ублажили друг друга в ту ночь?» — не была похожа на тот торжественный выход, который она предпочитала.

Ник распорядился, чтобы наняли телохранителей, имеющих хотя бы отдаленное сходство с представителями человеческого рода. Кроме того, он тайно позаботился о том, чтобы в толпе присутствовали около двадцати (платных) «болельщиков», размахивающих плакатами с такими ободряющими надписями, как «МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ, БАБЕТТА!» и «МОЛОДЕЦ, ДЕВОЧКА, ТАК ДЕРЖАТЬ!». На некоторых приветственных плакатах особо отмечалась ее приверженность делу мира на Ближнем Востоке. Один даже гласил: «ТЕРРОРИСТЫ-СМЕРТНИКИ ЗА БАБЕТТУ!» Все очень радовало глаз и обнадеживало. Теплый отсвет любви страстных поклонников должен был согревать ее во время дачи показаний.