С первой фразы: Как увлечь читателя, используя когнитивную психологию - [77]

Шрифт
Интервал

Погодите, кажется, я что-то пропустил

Не стоит недооценивать ущерб, который способна причинить даже крохотная нелогичность. Например, мы знаем, что Ронда всем сердцем любит Тодда. На годовщину свадьбы она отправляется в магазин, чтобы купить продукты для романтического ужина, который собирается для него приготовить, и случайно видит, как Тодд целует таинственную незнакомку. Но вместо того чтобы рвать и метать, Ронда не придает этому особого значения. Однако читатель всполошился. Потому что Ронда ни с того ни с сего повела себя в несвойственной ей манере. Мы с ума сходим от желания позвонить писателю и узнать, что происходит.

Если бы мы это сделали, автор фыркнул бы в трубку и посоветовал сохранять спокойствие. У Ронды имеются очень веские (просто сейчас непонятные) причины так себя вести, о которых мы узнаем уже в следующем абзаце, если нам хватит терпения прочитать всего какую-то пару строк.

Кто же прав – писатель или читатель?

Читатель, разумеется: он прав всегда. И вот почему: для читателя в тот момент, когда Ронда видит, как Тодд милуется с другой девушкой, и никак на это не реагирует, история со скрежетом тормозит. Неожиданно возникает бессмыслица, которая выкидывает читателя из истории и возвращает его в реальность. Что же мы имеем в результате? В этот момент он перестает читать и начинает думать. Он думает, не пропустил ли что-нибудь важное. Может, у Тодда случился внезапный приступ амнезии? И даже если эта пауза продлится всего наносекунду, история замрет как вкопанная. Вот почему, даже если ответ написан в следующем предложении, проблемы он уже не решит. Да и как бы он ее решил? Все уже случилось.

Не допускайте такого.

Как заставить читателя поверить, что ваш герой на самом деле умеет летать

Для вашего героя нет ничего невозможного – он может летать, проходить сквозь стены или читать словарь задом наперед, – но вы должны рассказать о его талантах задолго до того, как их раскрытие станет единственной его возможностью сохранить лицо. Поэтому, если вы собираетесь расшатывать, ломать или пересматривать законы вселенной – законы укоренившиеся, то есть те, которые мы принимаем как должное, – вам нужно нас об этом предупредить. Это особенно важно, если вы ввязались в жанр фантастики, фэнтези или магического реализма. Вы, конечно, имеете полное право запустить своих героев в вымышленный вами мир, но это повышает ответственность – вы не только должны придумать логичные законы, по которым живет ваша вселенная, но и неукоснительно их придерживаться. Таким образом, если вы предсказываете какие-то перемены, читатель должен хорошо себе представлять, что именно изменится.

Так же следует поступить и в том случае, когда вы хотите, чтобы ваши герои отклонились от принятых норм. Мы знаем, что если не поели – испытываем голод, не попили – мучаемся от жажды, когда беспечно переходим дорогу – нас может сбить олух, который пишет в Twitter за рулем. В результате, когда ваш герой не соответствует нашим основным причинно-следственным ожиданиям, мы начинаем ворчать. У нас нет выбора; наш мозг по умолчанию использует свои знания о мире, чтобы проверить, насколько герои правдоподобны{167}. Нам не нравится, когда приходится спрашивать (мои извинения Шекспиру): «Эй, а разве, когда сбивает машина, кровь не идет?»

Я не говорю о том, что у героя непременно должна пойти кровь. Вовсе нет. Это значит, что, если кровь у него не идет, было бы неплохо заранее объяснить почему. Нельзя просто посмеяться, пока он лежит на мостовой, и сказать: «Да, кстати, на самом деле Джон – марсианин, а я говорил, что тело у них резиновое, и поэтому в момент наезда больно ему не было; было щекотно».

Поэтому, если герои собираются сделать что-то из ряда вон выходящее, к этому времени мы уже должны знать одно из двух:

1. У них есть способности, которые мы уже видели в действии. Например, мы бы не хотели узнать, что Донна умеет проходить сквозь стены из армированного бетона в тот самый миг, когда Венди заперла ее в герметичном подвале и нажала на выключатель, запустив систему, которая выкачает оттуда весь воздух. Но если мы уже пару раз видели, как Донна проходит сквозь стены (желательно, чтобы она делала это в тот момент, когда опасность ей не угрожает), тогда мы здесь, рядом с героиней, облегченно вздыхаем, когда Венди нажимает на выключатель, – ведь мы знаем, что Донна опять ее обхитрила.

2. Если мы не видели, как Донна проходит сквозь стены, до этого мы должны были получить достаточно «подсказок», чтобы, когда она это сделает, это не только правдоподобно выглядело, но и доставило удовольствие. Неудивительно, что в детстве Донна так здорово играла в прятки! А тот раз, когда она прислонилась к стене и чуть не провалилась сквозь нее? Теперь я понимаю! (Должна вас предупредить, что все эти события сами по себе должны иметь смысл и не выделяться, как воспаленный палец с мигающей татуировкой: «Не волнуйтесь, все откроется позже».)

Даже сейчас вас все еще может привлекать идея заставить героев совершать поступки, которые сами они никогда бы не совершили, только потому, что этого требует сюжет. Это постоянно происходит в кино. Эдгар защитил в Стэнфордском университете две диссертации (одну в области ракетостроения и одну по философии), он говорит на шести языках, у него черный пояс по карате, а в свободное время он пишет детективы, которые становятся бестселлерами. Тем не менее, когда нервный незнакомец, затаив дыхание, просит его перевести из Мехико в Эль-Пасо


Рекомендуем почитать
За несколько лет до миллениума

В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.


Графомания, как она есть. Рабочая тетрадь

«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.


Притяжение космоса

Эта книга рассказывает о том, как на протяжении человеческой истории появилась и параллельно с научными и техническими достижениями цивилизации жила и изменялась в творениях писателей-фантастов разных времён и народов дерзкая мысль о полётах людей за пределы родной Земли, которая подготовила в итоге реальный выход человека в космос. Это необычное и увлекательное путешествие в обозримо далёкое прошлое, обращённое в необозримо далёкое будущее. В ней последовательно передаётся краткое содержание более 150 фантастических произведений, а за основу изложения берутся способы и мотивы, избранные авторами в качестве главных критериев отбора вымышленных космических путешествий.


В поисках великого может быть

«В поисках великого может быть» – своего рода подробный конспект лекций по истории зарубежной литературы известного филолога, заслуженного деятеля искусств РФ, профессора ВГИК Владимира Яковлевича Бахмутского (1919-2004). Устное слово определило структуру книги, порой фрагментарность, саму стилистику, далёкую от академичности. Книга охватывает развитие европейской литературы с XII до середины XX века и будет интересна как для студентов гуманитарных факультетов, старшеклассников, готовящихся к поступлению в вузы, так и для широкой аудитории читателей, стремящихся к серьёзному чтению и расширению культурного горизонта.


Лето с Гомером

Расшифровка радиопрограмм известного французского писателя-путешественника Сильвена Тессона (род. 1972), в которых он увлекательно рассуждает об «Илиаде» и «Одиссее», предлагая освежить в памяти школьную программу или же заново взглянуть на произведения древнегреческого мыслителя. «Вспомните то время, когда мы вынуждены были читать эти скучнейшие эпосы. Мы были школьниками – Гомер был в программе. Мы хотели играть на улице. Мы ужасно скучали и смотрели через окно на небо, в котором божественная колесница так ни разу и не показалась.


Веселые ваши друзья

Очерки о юморе в советской детской литературе.