С пером и автоматом - [2]

— Форсировать Днепр?! — не удержался я от недоуменного вопроса.

— А что? — постукивая карандашом, спросил редактор.

— Отлично! Тем более что германские стратеги считают Днепр неприступным рубежом.

— Называют его «восточным валом», будущей государственной границей, — развил мою мысль полковник. — Знаю и то, что Гитлер хвастливо заявил: «Скорее Днепр потечет обратно, нежели русские преодолеют его». Ну и что же?

— Вот и я думаю, готовы ли мы к этому?

— А что сказал бы на это твой сержант Тимошкин? — прищурившись, спросил редактор.

Мне приятно было, что полковник заговорил о герое моего очерка. Я ответил, что Тимошкин был человеком особого склада.

— Таких больше разве не осталось? — вполне серьезно спросил редактор и, доброй улыбкой прощая мои колебания, сказал: — Газета должна оперативно рассказать о людях, которые первыми форсируют Днепр. — Тут полковник встал, разминая, видно, затекшие от долгого сидения ноги, подошел ко мне и, положив руку на плечо, впервые назвал меня по имени и отчеству: — Устал?

Я кивнул утвердительно, однако на вопрос, готов ли ехать, ответил, как солдат, получивший боевой приказ:

— Готов, товарищ полковник!

— Посидите, сейчас придет машина, — редактор кивнул на широкую скамью, протянувшуюся вдоль всей стены, от порога до переднего угла, а сам опять сел за стол, заваленный газетными гранками.

Я присел и задумался о магической силе приказа.

Полчаса назад я буквально спал на ходу. А теперь сон убежал от меня, и я чувствовал себя снова способным хоть целую ночь пробираться на передний край войны. На память пришли стихи Александра Твардовского:

Есть закон служить до срока.

Служба — труд, солдат не гость.

Есть отбой — уснул глубоко,

Есть подъем — вскочил, как гвоздь.

Есть война — солдат воюет,

Лют противник — сам лютует.

Есть сигнал: вперед! — вперед.

Есть приказ: умри! — умрет.

На войне ни дня, ни часа

Не живет он без приказа…

Потом я посмотрел в сторону редактора: он все еще читал и правил газетные полосы. Я знал, что полковник С. И. Жуков у нас недавно (прежний — Л. И. Троскунов — был назначен редактором киевской республиканской газеты «Советская Украина» и готовился к отъезду в Харьков).

Семен Иосифович Жуков прибыл к нам с поста редактора газеты «Сын Отечества» 51-й армии Южного фронта. В войну вступил с самого ее начала: был на Юго-Западном и Сталинградском фронтах. С 1926 года состоит в рядах Коммунистической партии. Долгое время работал на ответственных должностях. Окончил Академию коммунистического воспитания имени Н. К. Крупской. В 1932 году начал свою службу в рядах Советской Армии. Опытный газетный работник, еще до войны был начальником отдела пропаганды окружной газеты.

Вот те скупые биографические данные, которые я успел получить у сотрудников газеты о своем новом начальнике.

Я сидел и невольно наблюдал за его работой, за тем, как спокойно и внимательно выслушивал он входивших к нему подчиненных — военных и служащих, как неторопливо, по-деловому принимал решения, а потом, когда оставался снова один, сосредоточенно вычитывал материалы, просматривал гранки, подписывал полосы… Мне нравилось в нем все: чистый, не по-фронтовому отглаженный военный костюм; круглая, подстриженная под машинку голова; моложавое с красивыми чертами лицо; подтянутость и стройность фигуры. Все это действовало на меня очень сильно, хотелось подражать, во всем следовать старшему товарищу по журналистской профессии. Вот поеду, думал я, и буду работать как черт.

А за окном по-прежнему стояла дождливая, сырая, знобящая сентябрьская ночь. Прочь отгоняю грустные мысли, связанные с непогодой. Но это мелочи. Завтра дождь перестанет, снова засветит солнце, зазеленеет трава — ведь только-только закончилось бабье лето. Здесь, на Украине, будут еще теплые дни. В этих краях я бывал еще до войны. Здесь проходила моя армейская служба.

Мысли стремительно переключаются на совсем другое: на то, что еще свежо в памяти, что долго, навсегда останется в моем сознании. Я думаю о горячих днях минувшего лета, заполненного боями на Курской дуге, а потом — наступлением к Днепру. Эти дни изрядно выбелили солдатские гимнастерки, до предела пропитали их потом и солью.

…Шел тысяча девятьсот сорок третий год. Кончилось третье военное лето. Советские войска неудержимой лавиной неслись вперед, очищая от врага Левобережную Украину. Позади остались сотни городов и деревень, освобожденных от гитлеровского ига. Позади остались огненные, густо засеянные вражеской техникой поля Курской дуги; знаменитая Прохоровка, Белгород, Яковлево и сотни других населенных пунктов, где еще вчера неумолчно гремели ожесточенные бои. Враг был здесь остановлен, жестоко побит и повернут вспять. Но о своей победе советские воины, те, с которыми сводили меня журналистские пути-дороги, говорили скупо и неохотно, как о чем-то далеком и малозначительном. Их мысли и сердца были целиком поглощены новой грандиозной задачей — быстрее выйти к Днепру, форсировать его и освободить от врага многострадальный Киев.

Уходили последние дни сентября. Во всем чувствовалось властное дыхание осени, виделись ее неповторимые черты, приметы, рисунки. Яркими кострами пылали леса, сады и парки. Как всегда, по-особому нарядно выглядели клены. Листья на них широкие, с причудливыми разрезами. Их стволы издали казались покрытыми красными крупными цветами, жарко горящими на солнце.