С отцами вместе - [5]
В 1905 году Николай Храпчук состоял в боевой дружине. Дружина имела винтовки и знамя, сшитое женами мастеровых паровозного депо… Революция была подавлена. Два царских генерала: Меллер-Закомельский и Ренненкампф — один с запада, другой с востока — вели карательные отряды против восставших. Начались расстрелы. Храпчук по поручению товарищей спрятал знамя дружины в большой иконе Николая чудотворца. Эта икона висела в часовне, построенной в честь наследника престола — подраставшего Николая Романова. Молодой царевич когда-то проезжал по этим местам, возвращаясь из кругосветного путешествия. В 1913 году праздновалось трехсотлетие дома Романовых, и поселковые купцы вздумали обновить икону. Ночью Храпчук и Тимофей Кравченко раскрыли икону и взяли знамя, а когда ремонт закончился, снова спрятали его туда же. И вот сегодня, через 12 лет, Храпчук вскинул красное полотнище над притихшей толпой.
Люди построились в ряды и пошли на кладбище. Дорогой пели уже знакомую Косте песню:
Пели и другую, которую ни Костя, ни его друзья не знали:
Ребятишки, путая слова, разноголосо поддерживали взрослых.
На кладбище остановились около старой могилы. Холмик давно провалился, на дне небольшой ямы лежал ноздреватый снег, иссеченный лучами мартовского солнца. Над обнаженной и уже согретой землей поднимался едва видимый пар… Здесь в 1906 году железнодорожники похоронили шестерых своих товарищей — их расстрелял генерал Ренненкампф.
Машинист Храпчук снял шапку.
Все молча склонили головы…
Почти ежедневно с востока проходили поезда, в них ехали революционеры, освобожденные с забайкальской каторги. Они много лет мучились в Усть-Каре, Горном Зерентуе или Акатуе. С подножек вагонов освобожденные произносили обжигающие, страстные речи против царя-кровососа. Они говорили, что разгорается утро новой жизни.
Подражая взрослым, дети, прицепив на грудь красные банты, строились в ряды, маршировали по улицам и пели:
Зимой с германского фронта вернулся Филипп Кузнецов. Он работал токарем в депо, жил на Хитром острове и часто приходил к Костиному отцу в гости. Дядя Филя очень интересно рассказывал про царский чертог в Петрограде. Оказалось, что чертог — это дворец. Солдаты, матросы и рабочие выгнали из него разных министров. Дядя Филя ходил по царским комнатам, ел на подоконнике гречневую кашу и спал на дорогом паркетном полу.
На митингах говорили, что сначала была не настоящая революция и правительство было временное. Тогда Ленин постарался, чтобы рабочие и крестьяне сделали вторую, уже настоящую революцию и поставили в России постоянное правительство…
Не спится Косте… Заглушая шум ветра, в ночи разносится паровозный гудок. Костя понимает сигналы — это отправление поезда. Наверное, уходит последний красногвардейский эшелон, с которым приехал отец… Почему же революция отступает? И где теперь знамя, спасенное машинистом Храпчуком?
Под окнами кто-то все время топчется. Костя, затаив дыхание, прислушивается… Нет, это растревоженный непогодой тополь хлещет в ставни ветками… Мать с лампой прошла в передний угол. За ней — отец. Обеими руками он держал старую кондукторскую фуражку. Он почему-то держал ее так бережно, точно в ней сидели цыплята. Осторожно опустив фуражку на стол, отец встал на табурет и, сняв с божницы, подал матери две иконы. Она, что-то нашептывая, прислонила их к стене.
— Подай фуражку, — попросил отец.
— Оборони бог! — испуганно ответила мать. — Это уж ты сам.
Костя одним глазом видел: отец взял фуражку и снова взобрался на табурет.
— Посвети-ка!
Мать что-то неслышно шептала, наверное, молитву, а в глазах ее стоял страх. Она подняла лампу выше, рука заметно тряслась, стекло клонилось то в одну, то в другую сторону. Отец взял из фуражки осколочную, с выпуклыми квадратиками гранату, похожую на большую кедровую шишку, и положил ее в уголок божницы. Так он спрятал еще три «шишки». Потом мать подала ему иконы, и он водворил их на место, закрыв гранаты. Мать покачала головой.
— Опасно, Тима!
— Ничего! Тут их сама богородица охранять будет! А ты не забывай по воскресеньям зажигать лампадку!
— Страшно все-таки, — бледные губы у матери задрожали. — Случится что с тобой, куда я денусь с ними! — Она кивнула на пятерых детей, которые вповалку спали на полу. — Как я прокормлю такую ораву?
Косте стало жалко мать. Маленькая, с дрожащим подбородком, она беззвучно переступала босыми ногами, готовая разрыдаться.
— Ложись, ложись, старуха, отдыхай! Нечего нюни распускать! — твердо сказал отец.
Он взял у матери лампу, обошел ребятишек и остановился около книжной полки. Порывшись на ней, отец бросил на стол штук десять каких-то тоненьких книжек. Из ящика стола вытащил связку бумаг. Некоторые из них изорвал, а некоторые вложил в отобранные книжки. Клочки изорванных бумаг унес на кухню и бросил в печку. Потом вернулся с жестяным бидоном. Скрутив книжки в трубочку, он завернул их в кусок старой клеенки и затолкал в бидон. Он все делал быстро, но не суетливо. На мгновение задумается, закусит ус, сдвинет густые, лохматые брови, но тут же тряхнет головой, и снова руки его заработают.
Это повесть о героизме советских врачей в годы Великой Отечественной войны.…1942 год. Война докатилась до Кавказа. Кисловодск оказался в руках гитлеровцев. Эшелоны с нашими ранеными бойцами не успели эвакуироваться. Но врачи не покинули больных. 73 дня шел бой, бой без выстрелов за спасение жизни раненых воинов. Врачам активно помогают местные жители. Эти события и положены в основу повести.
Документальное свидетельство участника ввода войск в Афганистан, воспоминания о жестоких нравах, царивших в солдатской среде воздушно-десантных войск.
Знаменитая повесть писателя, «Сержант на снегу» (Il sergente nella neve), включена в итальянскую школьную программу. Она посвящена судьбе итальянских солдат, потерпевших сокрушительное поражение в боях на территории СССР. Повесть была написана Стерном непосредственно в немецком плену, в который он попал в 1943 году. За «Сержанта на снегу» Стерн получил итальянскую литературную премию «Банкарелла», лауреатами которой в разное время были Эрнест Хемингуэй, Борис Пастернак и Умберто Эко.
В документальной повести рассказывается об изобретателе Борисе Михалине и других создателях малогабаритной радиостанции «Север». В начале войны такая радиостанция существовала только в нашей стране. Она сыграла большую роль в передаче ценнейших разведывательных данных из-за линии фронта, верно служила партизанам для связи с Большой землей.В повести говорится также о подвиге рабочих, инженеров и техников Ленинграда, наладивших массовое производство «Севера» в тяжелейших условиях блокады; о работе советских разведчиков и партизан с этой радиостанцией; о послевоенной судьбе изобретателя и его товарищей.
Труд В. П. Артемьева — «1-ая Дивизия РОА» является первым подробным описанием эпопеи 1-ой Дивизии. Учитывая факт, что большинство оставшегося в живых рядового и офицерского состава 1-ой Дивизии попало в руки советских военных частей и, впоследствии, было выдано в Особые Лагеря МВД, — чрезвычайно трудно, если не сказать невозможно, в настоящее время восстановить все точные факты происшествий в последние дни существования 1-ой Дивизии. На основании свидетельств нескольких, находящихся з эмиграции, офицеров 1ой Дивизии РОА, а также и некоторых архивных документов, Издательство СБОРН считает, что труд В.
Когда авторов этой книги отправили на Восточный фронт, они были абсолютно уверены в скорой победе Третьего Рейха. Убежденные нацисты, воспитанники Гитлерюгенда, они не сомневались в «военном гении фюрера» и собственном интеллектуальном превосходстве над «низшими расами». Они верили в выдающиеся умственные способности своих командиров, разумность и продуманность стратегии Вермахта…Чудовищная реальность войны перевернула все их представления, разрушила все иллюзии и едва не свела с ума. Молодые солдаты с головой окунулись в кровавое Wahnsinn (безумие) Восточного фронта: бешеная ярость боев, сумасшедшая жестокость сослуживцев, больше похожая на буйное помешательство, истерическая храбрость и свойственная лишь душевнобольным нечувствительность к боли, одержимость навязчивым нацистским бредом, всеобщее помрачение ума… Посреди этой бойни, этой эпидемии фронтового бешенства чудом было не только выжить, но и сохранить душевное здоровье…Авторам данной книги не довелось встретиться на передовой: один был пехотинцем, другой артиллеристом, одного война мотала от северо-западного фронта до Польши, другому пришлось пройти через Курскую дугу, ад под Черкассами и Минский котел, — объединяет их лишь одно: общее восприятие войны как кровавого безумия, в которое они оказались вовлечены по воле их бесноватого фюрера…