С окраин империи. Хроники нового средневековья - [71]
В Крестовых походах принимают участие банды Танхельма, француза Эона де л’Этуаля, тафуры[404], но их больше интересуют мародерство и погромы в еврейских гетто (идеология крестоносцев включает в себя антисемитизм, однако эти шайки используют его как предлог для самовольных набегов). Члены всех этих группировок приравнивают антихриста к торговцам, духовенству и в итоге государству. В то же время они провозглашают свой идеал общества, основанный на любви, единомыслии и бедности, – своего рода утопический город солнца в лучших традициях коммунизма. Впрочем, несмотря на заявленные избранность и непорочность, они постепенно становятся все терпимее к бытующим нравам.
Например, при всей своей непорочности они не считают нужным придерживаться общепринятых норм сексуального поведения, что оказывается на руку властям – обвинения в сексуальной распущенности, содомии и прочих противозаконных действиях не заставляют себя долго ждать. Выступая против царящего на земле вавилонского столпотворения, они заодно противопоставляют себя существующей культуре и зачастую с презрением относятся к официальной доктрине. Некоторые из этих шаек – например возглавляемая Эоном де л’Этуалем – находят убежище в лесах Бретани (можно провести любопытную параллель с 1968 годом и жителями Катанги), где их и истребляют со временем. Внешний вид участников подобных братств всегда далек от нормы: одни одеты в лохмотья, другие – в роскошные, экстравагантные костюмы (а ведь все уверены, что милленаристы должны выглядеть как нищие). Группировки отличаются друг от друга не только идеологией, но и поведением: одни с головой бросаются в омут тотальной свободы нравов, другие же придерживаются ригористических взглядов. Однако общественное мнение, ориентированное на официальную пропаганду, не всегда их различает и подчас приписывает одним прегрешения других, клеймит одних за чинимый другими беспредел. Власть имущие действуют точно так же, уравнивая между собой разномастных «экстремистов», чтобы одним махом подавить все протестные движения сразу: как основанные на догматах конкретных учений и нацеленные на перемены, так и сформировавшиеся совершенно стихийно, на волне общественного недовольства и без идеологического фундамента. Каждый раз, начиная с Жакерии и заканчивая восстанием анабаптистов в Мюнстере, власти проливают кровь, реформаторы и контрреформаторы объединяются перед лицом стихийного милленаристского восстания, а Лютер делает все от него зависящее, чтобы избежать отождествления протестантского движения с его «реакционными» группировками, и призывает правителей прикончить это собачье отродье.
Список можно продолжать вплоть до наших дней, но сказанного достаточно, чтобы уяснить, каким образом использовать исторический опыт при анализе нынешнего положения дел. В переходный период или эпоху социальной нестабильности группы «непорочных» заимствуют у какой-нибудь доктрины революционную составляющую и интерпретируют ее в самом ригористическом ключе, чем привлекают маргиналов с их энергией и протестными настроениями. Революционно настроенные группы – как дрожжи, в которых ни на секунду не останавливается процесс брожения. Независимые маргиналы перенимают их протестную тактику, применяют ее без всякой системы и доводят до крайности, но при этом они путают борьбу против власти с тотальным освобождением от каких-либо обязательств. Правящие классы борются с революционными движениями, которые возникли на основе того или иного учения или традиции, для чего выставляют их в неприглядном свете, упирая на непоследовательность, отсутствие внятной доктрины и обещанной системы общественных и религиозных взглядов: они приписывают революционерам беспорядки, инициированные неуправляемыми бунтарями, и в итоге достается и тем и другим. Заодно с бандой Танхельма, тафурами и революционерами Верхнего Рейна, которые в XVII веке возглавили движение эльзасских бедняков, под горячую руку попадают францисканцы-ригористы, катары, вальденсы
