С нами были девушки - [2]

«Будете служить в противовоздушной обороне, — сказал подполковник-кадровик, вручая Андрею после выздоровления новое назначение. Заметив, что офицер собирается возражать, подполковник добавил: — И там не зря солдатский хлеб едят. А о «царице полей» вам придется забыть…»

Противовоздушная оборона! На железнодорожных станциях Андрей часто слышал заливистую трескотню зениток, что, казалось, вовсе не мешало немецким самолетам сбрасывать бомбы. Во время ночных тревог он с волнением наблюдал за поисками прожекторов и трассами светящихся пуль. На фронте он подсмеивался над зенитчиками, видя, как их снаряды взрываются позади вражеских самолетов…

— Товарищ офицер!

Андрей не сразу понял, что обращаются к нему, и продолжал идти.

— Товарищ лейтенант! Я вам говорю!

Земляченко остановился. Повернувшись, он увидел плечистого капитана лет под сорок. Солнце ярко отражалось на кустарно изготовленных, крупных звездочках на его погонах. Фуражка с высоко поднятой тульей подчеркивала низкий рост офицера. Из-под нахмуренных бровей на Андрея смотрели суровые серые глаза.

— Почему нарушаете уставной порядок? Не приветствуете!

— Не заметил, — ответил лейтенант первое, что обычно говорится в таких случаях, и покраснел.

Эти слова рассердили старшего по званию офицера.

— Чем же вы так увлеклись, лейтенант? А? Безобразие! — Из-за того, что капитан был ниже Андрея, казалось, что он смотрит исподлобья. — Куда так спешите? А?

«И чего это он после каждого слова акает? Прицепился, будто на строевом смотре!» — тоскливо подумал Земляченко, вытянувшись в струнку.

— Из госпиталя к месту назначения, товарищ капитан.

— Советую быть повнимательней. Ясно?

— Так точно, товарищ капитан! Есть быть внимательней! Разрешите идти? — подняв правую руку к фуражке, отчеканил Андрей.

— Идите! — смягчился капитан.

Этот неприятный эпизод, как ни странно, словно подбодрил Земляченко. Отойдя в сторонку, он поставил чемодан на землю, положил на него шинель и потер занемевшую руку…

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна.

Идет война народная,

Священная война…

По широкой улице с песней шло подразделение. Разгоряченные лица солдат, запыленные сапоги, одежда. Видно было, что воины немало верст прошли за этот день. Но песня звучала слаженно, бодро.

Андрей аккуратно свернул шинель и пошел дальше. На его худощавом лице сильнее обозначились скулы, взгляд с нетерпением искал на домах название улицы.

— Скажите, далеко ли улица Ленина? — остановил он какую-то женщину.

— Через два квартала. — Женщина ласково взглянула на усталого офицера. — За углом повернете влево и спросите. Табличек еще нет, после немцев не успели навесить.

Андрей зашагал веселее: долгий путь от КПП к части заканчивался.

Дом, который искал молодой офицер, стоял недалеко от центральной магистрали города. Окна его, несмотря на жару, были закрыты, на первом этаже виднелись металлические решетки.

Земляченко подошел к калитке и толкнул ее.

— Вам кого? — спросил дневальный, выглянув из будки.

Андрей поставил на землю чемодан, расстегнул карман гимнастерки и вынул предписание отдела кадров. Солдат, взглянув на документ, крутнул ручку телефона, который стоял в будке на небольшой полочке.

— Сейчас придет дежурный!

Двор, в котором оказался Земляченко, был прямоугольным. Незамощенный, чисто подметенный, обсаженный акациями и липами (под ними кое-где стояли скамейки), он чем-то напоминал Андрею госпиталь.

В глубине двора, за грузовыми машинами, лейтенант заметил автомашину с радиостанцией, накрытую камуфляжной сетью, и обрадовался, точно давнишнему другу.

Вокруг — тишина, ни единого человека, кроме дневального.

— Почему это у вас так тихо? — поинтересовался офицер. — Как в госпитале.

— Обед только что закончился, — ответил солдат. — Отдыхают.

— Отдыхают?! — брови Андрея поднялись вверх.

В этот момент из-за будки вышел невысокий, коренастый лейтенант с аккуратно пришпиленной на левом рукаве красной повязкой.

После короткого объяснения с Андреем лейтенант придирчиво проверил его документы и сказал:

— Вещи можете оставить здесь. А сами придете… — Он отвернул рукав гимнастерки и посмотрел на часы. — Придете через час — полтора. Погуляйте пока.

— Гулять?!

— По распорядку сейчас отдых… Да и командира на территории нет.

— Ну и ну, — только и мог сказать Андрей.

Он поставил чемодан у будки, положил на него шинель и, машинально козырнув, вышел на улицу.

Прогуливаясь, он повернул в переулок, который заметно спускался под гору и вел к реке.

…Скоро закончились большие строения. По обочине мостовой потянулись одноэтажные домики, отделенные один от другого садиками и остатками заборов. Домики стояли на высоких фундаментах, будто поднимались на цыпочки, высматривая выгнанных немцами хозяев. Когда-то все они сияли белыми стенами, но за войну облиняли, потускнели. Уцелевшие окна были накрест заклеены полосками газетной бумаги. Иногда встречались окна с фанерой вместо стекол или просто заткнутые тряпками. Подъезды к домикам изрыли гусеницы тяжелых тягачей. Вдоль улицы белели ободранные стволы деревьев, торчали посеченные снарядами сучья.

Еще не позабыв неприятной встречи с капитаном, Андрей настороженно оглядывался, но здесь в отличие от центра было тихо, безлюдно, и он постепенно успокоился, углубился в свои мысли.