С «Лейкой» и блокнотом - [6]
Свободное время использовал, купив батарейки к блиц-лампе, которую привез из Москвы, и на прием к Гитлеру поехал, вооружившись не хуже германских фоторепортеров. Там снимают в основном лейкой с объективом от контакса светосилой 1:1,5. Снимают и на стекло камерой 9x12 с магазином на 12 пластинок и обязательно вмонтировано приспособление для вспышки блиц-лампы. Приспособление итальянской конструкции, лампы голландские (Филлипс).
В первый прием у Гитлера снимать не пришлось. Съемки не было, ожидали в приемной часа 2, затем вышел В.М. Хотя съемки не было, а в газете появилась фотография фирмы Гофман. Кто снимал, когда – осталось не известно. Мы дежурили около дверей, фотограф не входил и не выходил. Видимо, впустили его через другие двери или снимал кто-либо из охраны Гитлера, а пленку передал этой фирме. Фирма Гофман, видимо, занимает там господствующее положение. Сам Гофман – профессор фотографии, как его там называют, приезжал в Москву в 1939 г., когда заключали соглашение с Германией. Встретил я его на банкете у Риббентропа, сидел он от меня метра на 3–4 на другой стороне стола. В самом начале банкета он был уже пьян, что-то громко кричал, стучал по столу, вызывая снисходительные улыбки у немцев. У Гофмана на груди одна или две полоски ленточек, обозначающих ордена, приблизительно штук 8-10. На банкете у Риббентропа 12 ноября вечером рассадили нас среди немцев. Посадили так: немец – русский, немец – русский. Я оказался среди двух седых стариков, из которых один по русски ни одного слова не знал, а второй мог сказать «карагио» и «немношка». Естественно, было скучно. На банкете подавали хорошее вино, вкусные крабы и миниатюрные порции других блюд. Держали наши себя хорошо, вышли из-за стола почти трезвыми и голодными, немцы почти все перепились. На банкете у Риббентропа был красиво убран цветами стол. На длинном столе стояли вазы с красной гвоздикой по бокам. Гвоздики свешивались к белоснежной скатерти, а на скатерти лежали гвоздики до следующей вазы. Все это было перемешано декоративной зеленью, получалось очень красиво. Вообще культура цветов в Германии, видимо, очень высока. Это было видно и в замке Бельвю. На каждом столе были изумительные по цвету хризантемы и душистые крупные ландыши (это в ноябре I). На банкете совершенно не было женщин. Группа женщин стояла в вестибюле около вешалки и с любопытством рассматривала каждого входившего на банкет. Также не было женщин и на банкете в нашем полпредстве. Видимо, такой порядок. Банкет закончился в 11 ч. вечера.
На следующий день 13 ноября снимал приему Геринга, этого любителя охоты. Пока был прием, мы смотрели его охотничьи трофеи – рога лосей из Беловежской пущи, кабаньи морды и др. зверей. Оттуда поехали к Гессу, заместителю Гитлера. Во время поездок по городу поражала пустота на улицах – почти нет движения автомашин, очень мало пешеходов, Сначала я думал, что улицы очищали для нас, но в этом пришлось разубедиться. У меня был один час свободного времени между приемами у Гесса и Гитлера (13 ноября). Д один наш московский товарищ Степа Миносян и сотрудник нашего постпредства попросили машину у немцев через Баркова. Машину нам дали. Я спросил через Баркова, можно ли нам фотографировать в городе. Мне любезно сказали: «Все, что хотите». Я просил провезти нас по самой оживленной улице, в рабочий поселок и ровно через час быть у замка Бельвю. Город Берлин, как я его успел увидеть за это короткое время пребывания, в основном состоит из 4-5-этажных зданий, довольно старых, но чистеньких, с лепными украшениями в стиле Барокко, очень много зелени, чистые улицы, очень слабое движение, мало машин и мало людей. Город наполовину мертвый. Рабочих окраин не видел, не доехали, были около завода «Сименс». Видели несколько разрушенных зданий, они закрыты лесами и восстанавливаются.
13 ноября состоялась вторая встреча В.М. Молотова с Гитлером. Мы, фоторепортеры, вошли в комнату, где стоял Гитлер и разговаривал с приближенными, ожидая прибытия Молотова. Я вошел вместе с другими фоторепортерами, немного впереди них. Когда мы входили, все повернули к нам головы, думая, видимо, что идет В.М. Молотов. Я на ходу кивнул головой всей группе бывших там людей и успел заметить оскал зубов Гитлера и ответный кивок головой в мою сторону. Тут же вышел В.М. Молотов, началась беседа, которая продолжалась 2–3 минуты. За это время успел сделать несколько снимков и поймал момент, когда Гитлер приглашает В.М. Молотова пройти на беседу, заискивающе наклонившись и взяв В.М. за руку.
Во время беседы нас, всех фоторепортеров, нашего переводчика и других, сопровождающих В.М. Молотова, пригласили в комнату, где был накрыт стол для обеда. Кушали бульон из черепах, налитый в чайные чашки, на второе было жареное мясо с картошкой и на третье клубника.»
Это происходило в ноябре 1940 г. Наша страна продолжала жить мирной жизнью. В марте 1941 г. отец фотографировал П.Л. Капицу в связи с присуждением ему Сталинской премии первой степени.
Академик Петр Леонидович Капица – один из крупнейших советских физиков, возглавлявший с 1934 г. Институт физических проблем АН СССР. За работу «Турбодетандер для получения низких температур и его применение для ожижения воздуха» П.Л.Капице присуждена Сталинская премия первой степени. Иллюстрир. газета. 21 марта 1941 г.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.