С чужого на свой и обратно - [7]

Шрифт
Интервал

Господи, как можно стремиться к комфортабельной богатой жизни? К легкой жизни? Эта польская волна эмиграции за деньгами, эти две работы, учеба по ночам, эти горячие молитвы и нудные лекции высокомерных ксендзов, эти искушения и грехи во время занятий по религии, эти романы во время паломничеств. Угрызения совести и покаяния на исповеди. «Прощение» твоих грехов другим грешником, живущим за счет твоего подаяния… Дорогие вы мои поляки, все это нужно для того, чтобы лучше жить?!

А что тогда существенно? Существенно то, как лучше умереть. Легкая смерть – вот что важно.

И сейчас у меня есть шанс. Могу уйти в лучший мир, как мне самой захочется. Лежу себе и спокойно размышляю. Комфорт контроля! Теперь уже понимаю, почему мой муж так стремился к полному, абсолютному и постоянному контролю. Жаль только, что речь шла о контроле надо мной. Себя контролировать он не удосуживался. Чтоб он сдох, сволочь!

Когда-то смотрела по телевизору передачу о шведах, которые обращаются к врачу за ядом, заявляя, что они неизлечимо больны и испытывают ужасные муки. Это проверяют, и если все правда, человек получает флакончик жидкого барбитурата. Его предупреждают, что содержимое зеленой бутылочки горькое на вкус. Ну и начинается оживленная деятельность: нужно подписать завещание, сжечь бумаги – из того нижнего, вечно закрытого на замок ящика; надуть государство в отношении налога на наследство и т. д. У меня, конечно, в этих делах полная неразбериха, но я как русская, наверное, имею право умереть в мелодраматической ауре a la «Очи черные», а не в атмосфере конструктивной и четкой скандинавской бухгалтерии. А потом, после последнего ужина и омовения прощальными слезами наследников шестеро из десяти таких любителей эвтаназии решают еще пожить! Горькое средство запирают на ключ подальше от детей, туда, где раньше хранились любовные письма и разные компроматики. Конечно, эвтонавты и дальше испытывают боли. Но это только тело. А душе становится гораздо легче от того, что нет уже страха перед последним стаканом воды. Страха, что, подавая его, им не прикажут: «Вот твой последний стакан. Пей уже, ну!». Остаток жизни можно провести свободно, не опасаясь бесчисленных угроз или организованной другими смерти среди чужих и равнодушных людей.

Умирающая планета. Кому до меня дело? Кому до нас дело? Все равно этот шарик взорвется через какую-нибудь пару миллионов лет. Какая разница, сколько нас тогда будет: семь миллиардов или двести пятьдесят семь… или сорок восемь недобитков в войне компьютеров с консолями, в которой человечество рассматривается как случайная жертва…

В восемнадцатый раз звонит телефон. Может быть, для меня это последний звонок? Может быть, это какой-нибудь знак? Озарение?.. Когда-то у де Голля, который был агностиком, спросили, верит ли он в загробную жизнь и что он рассчитывает услышать, оказавшись перед Богом. Тот ответил: «Надеюсь услышать: “Теперь ты уже знаешь”». Может, я узнаю чуть пораньше?..

– Добрый день. Это Кася, вы мне уже один раз помогли. У меня к вам горячая просьба.

– Но, простите…

– Умоляю вас! Выслушайте меня! Последние двадцать лет никто меня не слушал!

Может быть, это как раз тайное знание из иного мира? Впрочем, хуже не будет. Могу ее выслушать. Может быть, услышу…

– Я не могу! Я больше не могу! Хочу со всем этим покончить! Я знаю, что вы знали всю правду обо мне и Войтеке. Я все для него делала, но не хочу все время без презерватива, а он заставляет, потому что так почти вдвое дороже для клиента. Вы меня в тюрьме ментам не выдали, но это только дело затягивает. Я вам оставлю номер телефона на бумажке. Как позвонят, так вы скажите, что я сама с собой покончила, что никто меня не принуждал.

Какая бумажка? Какое еще принуждение?

– Вы лучше напишите на этой бумажке вместо номера то, что мне сейчас сказали. Слово в слово. Мол, так и так, прошу в моей смерти никого не винить.

– Никто мне не поверит! Во всем обвинят Войтека! Он всегда меня заставлял все делать! А вам поверят! Прошу вас…

– А откуда я знаю, что Войтек и сейчас вас не заставляет? Может, он стоит рядом с вами с ножом у горла?

– Нет! Я здесь одна!

– Вот видите, не все вас Войтек заставляет…

– Ну, может быть и так, но… Я должна со всем этим покончить!

– Да ради бога! Кончайте себе! Если я потеряю работу из-за ваших неприятностей, на что я буду жить? Может быть, вы мне наследство оставите, а, Кася?

– Умоляю вас…

– Да ни за какие коврижки! Спросят, скажу, понятия об этом не имею.

– Умоляю!

– У меня свои проблемы и своя жизнь. (Хм…)

– А у меня ее уже нет! Почти что нет! Умоляю вас!

– Ну хорошо… Приходите и лично напишите при мне коротенькую записку. Тогда я подумаю.

– Я боюсь! Вы, наверное, скажете ментам, чтобы меня спасли.

– Ну, видите? Оставьте уже меня в покое! Прощайте!

Господи, какое это облегчение, когда можешь сказать людям то, что ты думаешь, и послать их куда подальше! Спасибо, Кася! До этого я ни разу в жизни не бросала трубку! Была всегда такой обходительной девушкой. Спасибо, что позволила испытать это великолепное ощущение, прямо сделала прощальный подарок.

А потом с грустью отдаю себе отчет, что все-таки невольно пытаюсь спасти эту девушку, хотя совершенно ее не помню.


Рекомендуем почитать
Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


По миру с барабаном

«Я не спешил становиться верующим, а воспринимал буддизм скорее как исследователь-психолог. Позже я узнал, что сам Будда советовал именно так относиться ко всем его словам: “Ничего не берите на веру, все проверяйте на собственном опыте…”. Как бы то ни было, 8 января 1994 года я побрил голову и стал монахом ордена Ниппондзан Мёходзи. Через полгода пришло время ехать в Японию. Сэнсэй решил, что в Японию мы поедем через Китай». Потом были Индия и Непал, потом опять Китай и Япония. Пять лет странствий в желтом одеянии и с барабаном в руках.


Один в океане

Эту историю часто называют одним из самых ярких и опасных приключений ХХ века. Слава Курилов, профессиональный океанограф, хотел увидеть весь мир, а родная страна не пускала его дальше своих границ. Тогда он посреди океана спрыгнул с борта круизного лайнера. Он выплыл. «В каком-то смысле он воплощал в себе одновременно и гумилевского читателя, и его же героя, бросающего вызов судьбе… Русской интеллигенции не след забывать своих героев: их не так много. Тот, кто прочтет эту книгу, никогда не забудет страниц, в которых Слава Курилов, покрывшийся за три дня и три ночи одинокого плавания светящимися микроорганизмами, скользит в тихоокеанской ночи, каждым своим движением поднимая ворохи огня; вот он, образ вечного мятежника» (Василий Аксенов).