С чего начиналось - [43]

— Вы что же предлагаете, чтобы строители утверждали стандарты по строительству, машиностроители — на машины, а нефтяники — на нефтяные продукты? — возразил я. — Такая практика уже была, но она осуждена, почему и был создан Комитет стандартов. Что же, ликвидировать комитет?

— Я предлагал создать Комитет стандартов, а не вы! — в запальчивости вырвалось у Вознесенского.

— А я и не претендую на авторство, меня назначили на работу в комитет, когда решение о его организации уже было принято. Если вы считаете комитет полезной организацией, тогда ваше отношение надо отнести лично к его председателю. За последние дни я трижды встречался с вами, и каждый раз вы говорили со мной в повышенном тоне.

Вознесенский поднялся и, обращаясь к участникам совещания, в раздражении проговорил:

— Чего он от меня хочет, в чем он меня обвиняет? Я к нему плохо отношусь! Да знаете ли вы, что я хочу предложить вам быть моим заместителем?!

Я был немало удивлен. Но потом посчитал, что Вознесенский сказал эти слова в некотором запале. И, когда заседание кончилось, я вместе с другими поднялся и направился к двери.

— Подождите, мне надо с вами поговорить, — услышал я голос Николая Алексеевича.

Я подошел к нему.

— Так вы все-таки пойдете ко мне заместителем по металлургии?

— Но ведь у вас есть заместитель по металлургии, Кузнецов.

— Кузнецов перегружен сверх всякой меры. Вы поделите работу с Кузнецовым — он оставит за собой производство металла, а вы будете заниматься его потреблением. Как вы на это смотрите?

— Нет, не пойду.

— Почему? Обиделись?

— Не буду скрывать, обиделся. Но причина не в этом. Я не представляю, чем мне конкретно придется заниматься в качестве вашего заместителя.

— Я вам сказал — будете заниматься изучением потребления металла и осуществлять контроль за расходом его в стране. Подумайте. Сейчас уже поздно — идите спать и не сердитесь на нас, грешных.

Мы попрощались, «Какую титаническую работу он ведет уже много лет! — подумал я. — Мне нельзя было вести с ним разговор в такой резкой форме. Мы не бережем людей, отдающих все для дела. Они горят на работе, и Вознесенский — один из них». И все-таки я твердо решил в Госплан не переходить.

А через два дня после этого разговора Вознесенский снова вызвал меня, но только не в Госплан, а в Совнарком.

В кабинете он был один. Поздоровались. Вознесенский начал излагать суть дела:

— Нам необходимо учредить контроль за расходом металла. Я имею в виду организацию глубокого, а не поверхностного контроля. На машиностроительных заводах мы много металла переводим в стружку. Конечная деталь отличается по весу от того куска металла, из которого она изготовлялась, в несколько раз. И у меня создается впечатление, что в ряде случаев основным продуктом производства является металлическая стружка, а побочным — необходимые детали. Вы знаете, как много металла нам нужно и какую нужду мы в нем испытываем? Мне думается, что следует пересмотреть многие технологические процессы производства — и на металлургических, и на машиностроительных заводах. Нам необходимо будет изготовлять для машиностроения такие профили металла, которые можно будет использовать с минимумом их обработки, а на машиностроительных заводах создавать такие процессы, которые позволят значительно снизить механическую обработку металла или даже совершенно исключить ее из технологического цикла. Дело, как видите, большое и очень важное. Мы дадим вам большие полномочия. Вы будете моим заместителем и главным контролером Советского Союза за рациональным расходом металла. Подумайте над этим предложением.

Пленные на улицах Москвы

Между тем перелом в войне был полностью завершен после разгрома немецко-фашистских полчищ под Курском и Орлом и с выходом наших войск на Днепр.

В 1944 году началось наше наступление — на севере, на юге и в центре фронта, где мы имели дело с мощной группой армии «Центр». Однако и здесь у противника все затрещало и стало разваливаться. Чувствовалось, что война пошла к концу.

Как-то днем 17 июля 1944 года я проходил по улице Горького. К этому времени Москва снова стала многолюдной. Эвакуированные возвращались в родные пенаты, но прежнего, довоенного оживления на улицах еще, конечно, не было.

И вдруг я увидел большую массу людей, передвигавшуюся от Белорусского вокзала в сторону площади Маяковского. На тротуары высыпал народ.

— Что это такое? — спрашивал один другого, видя немцев в военной форме.

— Ведут пленных, — пояснил кто-то.

Вот из массы выделился высокий, с длинной шеей, с небольшой продолговатой головой, с рыжей, давно, вероятно, нечесанной шевелюрой. Семеня ногами, он догонял шедших впереди и медленно вертел головой из стороны в сторону.

— Раса господ! — проговорил стоявший рядом со мной, отвернулся и сплюнул.

— А ведь тоже, видимо, людьми были, — услышал я голос пожилой женщины.

«Вот до чего доводит захватническая война, — подумал я. — Происходит процесс обесчеловечивания человека».

Все, стоявшие на тротуаре, были ошеломлены. Последние пленные уже прошли, а народ еще долго не расходился.

И вдруг откуда-то появились машины для чистки улиц, стали поливать асфальт, а огромные круглые щетки, вращаясь и как бы ворча, гнали потоки мутной жидкости. Это казалось каким-то символом — смывается фашистская нечисть с лица земли.