С чего начинается Деликатес - [17]

Конь по полю заметался, храпит. Драконы его пугают с воздуха, с земли, будто мячом играют. Куда бедняга ни кинется — везде чудовище поднимается перед ним, как из-под земли, пугает, преграждает путь к спасению. Гнедой уж и по диагонали, и поперёк, и вдоль поля проскакал, и нигде ему не вырваться. Драконы друг с другом перекрикиваются: «Взял!», «Жора, страхуй!», «Слева прикройте!», «Воздух, подключись!» Похоже, профессиональная команда работает. Баба думает: «Глупый ты конь! Куда несёшься, оглашенный? Им же от тебя лишь того и надо, чтоб ты боялся и метался до мыла. Остановись, замри посреди поля и язык им покажи. Пусть придумывают, что с тобой, умным, делать. Эх, знал бы ты, что им от тебя нужно, не дал бы себя загнать!»

И тут конь поскакал прямо в её сторону, разогнался, что есть силы. Она и ладонями, и всем телом чует, как земля от его топа дрожит. Вот и момент, когда ей бы выйти и встать перед ним скалой, но не её сегодня игра. Дракон, который с ней рядом, головы поднял, своим крикнул: «Беру!», воспрянул прямо перед конём, огнём запы?хал и давай по земле хвостом долбить. Машет им во все стороны, того гляди и Бабу зашибёт. Страшно — жуть. Была бы она землеройкой — в землю закопалась бы и переждала, а так валяется на краю их «футбольного поля» почти на виду. Но в азарте мелочей не заметить: не видят её ящеры, хоть и над самой головой кружат. Конь затормозил резко, поскользнулся на сырой от росы траве, повернул вспять и ринулся в другую сторону.

Долго гоняли… Много раз конь к ней скакал, и душа её в пятки уходила, но, наконец, загнался, рухнул и захрипел. Драконы его, живого ещё, подхватили, строем в небе выстроились и потащили. В ресторан, наверное, мариновать. Деликатес себе нагоняли, с плохой от ужаса кровью.

Баба выдохнула — пронесло. Перенервничала, оголодала. Вспомнилось, как они с Сейлом конину в первый день ели. Не будь он такой гад, можно было бы и с удовольствием вспоминать и тот курорт, и ту конину, драконами не пуганную, и полёт свой первый. Но он такой гад, как и эти коньболисты, только эти ловят, а на Сейла она сама невзначай налетела, и бежать ей теперь от него и бежать, пока совсем не сбежит.

Баба тяжело поднялась, побрела к реке на вялых ногах. Долго плескала на лицо водой, жадно пила. Потом опустила голову в реку и держала до холодной боли. Охладилась, наконец, полегчало. Из рощи послышалось ржание: кони возвращались. Наверное, им было не привыкать к драконьим играм.

Вечерело. На примятой траве мирно паслись красавцы-скакуны. Не тосковали и не страдали они, поминая гнедого. Щипали траву там, где недавно было жутковатое действо, совсем рядом с Бабой-ловцом, которой было нынче не до ловли. Тут и ловить не надо — выбирай любого да бери себе, но по горам, там, где надо лезть и протискиваться, на коне не проехать.

Баба перекусила чем-ничем, на ночь устроилась на земле, под камнем, прямо посреди пастбища: если подкрадётся хищник какой, вспугнёт коней, они её ржанием разбудят. Жёсткая земля показалась ей в ту ночь пуховой периной: после деревьев ничего нет лучше, чем на земле отоспаться!

Наутро Баба снова умылась в чистой реке, с вольными конями попрощалась, развернулась и пошла своей дорогой к снежной вершине в поисках пути к людям, и больше уж ничто её не останавливало.

Если долго и упрямо идёшь, то непременно набредёшь на нужную тебе тропу. На месте, главное, не стоять, а в пути всегда есть шанс её найти. И Баба нашла. Самую настоящую нахоженную-наезженную человечью дорогу у подножия скалы. Легла на неё, обняла её руками и заплакала, потому что баба есть баба и совсем она не мужик, хотя на её месте и мужик, быть может, заплакал бы.

Потом Баба шла по торной дороге. Шла и думала: «Почему же так устроено, что даже если ты доберёшься до поляны своего счастья, одолеешь людей, волков, ловцов, капканы, бездорожье, домчишь туда, где еды досыта, питья допьяна и любви без просыпа, всё равно будут там какие-нибудь твари жрать тебя? Стоит ли тогда туда рваться, ведь пока не найдёшь, вера есть в неё, поляну своего счастья, и вера эта греет пуще солнышка. А когда добежишь и узна?ешь про тварей летучих, готовых и тут из тебя обед приготовить, — всё, дальше-то бежать некуда, и живи теперь с тем, что есть, без мечты. Интересно, есть ли кони, что обратно к людям возвращаются? Туда, где жизнь в узде да в стойле, но смерть от старости, а не в драконьей пасти?»

Пока думала, чуть коня не проворонила. В сандалиях-то «сенсорная пятка» с тонкой кожей не работает! Прямо на неё по дороге несётся красавец вороно?й с переливами. Раскинула привычно Баба руки и сказала громко: «Стой! Стой! Тихо, тш-ш», конь и остановился. Вскарабкалась Баба на камень, с камня на коня. Тёплый, вонючий, без седла неудобный, хорошо узду не потерял — еле ногами в обхват удержишь. Но какое-никакое, а средство передвижения: всё быстрее, чем пешком. Теперь — дорога, теперь можно и верхом. Поехали неспешно, чтоб Бабе не соскочить. Дорога привела её к знакомому городу, к тому самому, где Баба в Школе Ловцов училась, а значит, и до дома рукой подать.

Спе?шилась Баба у городских ворот. Продать коня, конечно, дело правильное, но Баба, она ж не продавец, она ловец, да к тому же баба: сантименты внутри баб водятся. Она ж дома почти, закончились её злоключения, скоро рубаху поменяет, маму увидит и супа поест. По такому случаю хочется что-нибудь доброе сделать, хоть кому, даже коню.