С автоматом в руках - [16]

А вот Двур, расположенный на холме километрах в трех от Лесова, был совершенно безлюден. Дворы постепенно зарастали сорняками и низким кустарником. В проемах окон свистел ветер, на земле валялись осколки стекол. В комнатах и хозяйственных помещениях стоял затхлый воздух, было сыро, осыпалась штукатурка. Немцы ушли из Двура сразу же после окончания войны, куда - никто не знал. Деревня осталась брошенной на произвол судьбы. Каждого, кто туда приходил, охватывала тоска. Оборванные телефонные провода запутались в кронах обросших лишайником деревьев... В такие глухие уголки, как Лесов, Гуть и Двур, новые жители если и приезжали, то не скоро. Поля были покрыты сорняками, не обработаны, а там, где еще два-три года назад рос картофель или клевер, уже поднимался кустарник.

Со дня на день ожидали приезда новых поселенцев. Первые появились через четырнадцать дней. Цыган как раз был на дежурстве. Он стоял перед зданием заставы, опершись на шлагбаум, и высматривал свое отделение, которое должно было возвращаться из дозора. В конце аллеи он увидел группу незнакомых людей. Они шли, согнувшись под тяжестью узлов, корзин и другого багажа. Детишки семенили по обочине шоссе, держа ботинки в руках или повесив их через плечо.

- Ребята! - крикнул Цыган в открытое окно канцелярии, где сидел Ярда Штрупл с помощником дежурно го. - По-моему, идут новенькие.

Достаточно было взглянуть на их одежду, чтобы понять, что это словаки. Одна или, пожалуй, две семьи: для одной семьи детей было многовато. Пришельцы остановились у шлагбаума. Мужчины поставили чемоданы на землю, а женщины оперлись узлами о деревья. Пожилой человек протянул Цыгану какие-то документы и бумаги.

- Куда вы, отец? - спросил Яниш.

- В Лесов. Там у меня брат. Я хотел бы поселиться здесь вместе с Ондрой.

Мужчины были в черных помятых костюмах.

- Значит, вы уже на месте, - улыбнулся Цыган. - Жилья и работы здесь всем хватит. Главное, чтоб вы не передумали.

Председатель Киндл уже спешил к толпившимся перед заставой людям.

- Липар? Здесь он, верно. Пойдемте, я вас к нему провожу.

По дороге они приглядели для себя два хороших, рядом стоящих дома недалеко от заставы. Отделение Хлоупека обменялось с новоприбывшими дружескими рукопожатиями. Женщины, увидев пограничников, облегченно вздохнули: близость границы, как они сами признались, пугала их.

- Здесь хорошо, - сказали мужчины, все осмотрев. - Напишем об этом нашим.

Так количество скота, за которым ухаживал Репка, стало с каждым днем уменьшаться. Приехали еще словаки, потом молодой управляющий лесопилкой с женой и ребенком и новый помощник лесничего, и в начале сентября, раньше, чем предполагали ребята с заставы, деревня была заполнена. Это стало особенно заметно в лавке и ресторанчике. В маленьком особняке на краю деревни, где располагалось лесничество, появился новый лесничий. Из Ческе-Будейовице приехал сюда на жительство некто Благоут. К нему вскоре должна была присоединиться семья. Школьники каждый день уже отмеряли путь до школы, расположившейся в бывшем поместье. В сентябре начала работать лесопилка. Людям нашлась работа и в городе. Там стали работать и молодые словацкие девушки, застенчивые, робевшие перед пограничниками. Девушек было пять, и, само собой разумеется, они очень интересовали ребят с заставы. Гонза Майер, молодой пекарь, приехавший с женой, принялся печь хлеб и булки. Работы ему хватало: он снабжал заставу, магазин и тех жителей Лесова, кто ранним утром приходил к нему за свежим хлебом.

Цыгану пришло в голову, что, пока некоторые дома еще свободны, ребята могли бы переселиться поближе к командиру. Как раз напротив пекарни находился свободный домик с садом и палисадником без прилегающих полей. Через неделю ребята уже переезжали на новое место. Председатель Киндл дал свое согласие, а сержанту Хлоупеку удалюсь соответствующим образом обработать Пачеса. Они привели дом и сад в порядок, отремонтировали печь. В доме было четыре комнаты: две - на первом этаже и две - на втором. Храстецкий, Цыган и Стромек выбрали себе маленькую комнату наверху с видом на церквушку и шоссе. Остальные и отделение Гаека (отделение Оливы осталось на старом месте) заняли другие комнаты. Жили они там как бары. В их распоряжении находились шкафы, умывальник в углу, стол и кресла.

- Не надо нам было брать с собой сюда Вашека, - с серьезным видом начал Храстецкий, когда все собрались в саду и уселись на старых бревнах у забора, и кивнул на Гулу.

Никто ничего не понял: ведь Вашек был их школьным товарищем и все его любили.

- Не дури! - одернул Храстецкого Хлоупек.

- Так ведь... напротив церковь и кладбище. Вдруг Вашек испугается? Ведь он еще маленький! - упорство вал Храстецкий и при этом погладил Гулу по его шевелюре, жесткой, как щетина. В следующий момент они уже катались по траве. Стокилограммовый Храстецкий без труда справился с Вашеком и в конце концов усадил его на одну из веток росшей неподалеку яблони.

II

Протяжный свист со стороны шлагбаума услышали почти все, кто был на улице. У шлагбаума стоял Мила Шикл и показывал рукой в сторону деревни. К дому командира патруль вел человека в спортивном костюме, с поднятыми вверх руками. Стромек прибежал к шлагбауму последним. Задержанный был худощавым мужчиной лет тридцати с заросшим, усталым лицом. Он пытался перейти государственную границу на Грифике. Его задержал Франта Влах. Нарушитель говорил, что шел из Пардубиц, что уже три дня пешком пробирался к границе... Он был до смерти перепуган. Взгляд его беспокойно бегал от одного пограничника к другому. Влах провел задержанного в коридор. Их уже ждал Пачес, чтобы произвести допрос.