Ржавый капкан на зеленом поле - [8]

— Почему же? Когда я тебя просил не беспокоить по пустякам Редлихов, я говорил совершенно серьезно.

Кажется, этого хватит. Инга обиделась и больше заговаривать не будет. Но к утру все пройдет: Инга отходчива. Это качество она тоже унаследовала от Веры.

Во втором часу ночи я встал, взял на столике рядом с кроватью подготовленные заранее спички, сигару. Хоть я и давно уже бросил курить, но всегда, когда уезжал из дому, брал с собой две-три сигары. Мне нравился их запах, он как-то примирял меня с чужими комнатами, где приходилось жить, действовал по-домашнему успокаивающе.

Инга сказала: в коридоре следы мела. Скорее всего, это не мел, а штукатурка. И если мое предположение верно…

Я вышел в коридор, сунул в рот сигару. Чиркнул спичку о коробок.

В верхнем углу против входа, между стеной и потолком, среди лепных украшений, сверкнул ответный огонек. Сверкнул и погас вслед за спичкой. Но мне уже этого было достаточно.

Не спеша я раскурил сигару, пустил несколько клубов дыма. Заглянул на кухню, в ванную, повсюду зажигая спички. Подносил их к кончику дымящейся сигары, одновременно внимательно наблюдая за потолком и стенами. Нет, как будто нигде больше не отсвечивало.

Вернулся в спальню, лег. Вентилятор старался вовсю, разгоняя духоту. Но разогнать тревожные мысли он не мог. Что ж, все ясно. Огонек моей спички отразился в миниатюрном объективе телевизионной камеры, установленной перед нашим вселением в коридоре квартиры.

Мы с Ингой находились под наблюдением. Кому-то потребовалось поместить нас под колпак.

Но почему? Зачем? Кого мог заинтересовать в Вене советский ученый, доктор исторических наук, специалист по истории коммунистических партий Прибалтики? И какую пользу для себя собирались эти люди извлечь из наблюдений за входной дверью квартиры?

Или я интересую их вовсе не как ученый, не как историк, а просто как Арвид Ванаг? Как комсомолец-подпольщик, якобы подписавший некогда тайное обязательство о сотрудничестве с латвийской охранкой?

Неужели это возможно?

Неужели только теперь, спустя больше чем тридцать лет, выполз, наконец, на свет божий из мрака запыленных архивов этот плотный белый лист с моей собственноручной росписью под коротким, но емким текстом?

А может быть, я зря ломаю себе голову? Может быть, совсем другое? Ну, например, Шимонеки, отсутствующие хозяева квартиры, привлекли к себе чье-то пристальное внимание, и мы с Ингой здесь совершенно ни при чем?..

ГРОМКИЙ ЗВОНОК

раздался рано утром. Я, сразу проснувшись, ринулся в коридор к телефону. Бросил беглый взгляд на часы: четверть седьмого. Кому взбрело в голову звонить в такую рань?

— Ванаг у телефона… Алло! Алло!

В ответ непрерывный гудок.

И снова звонок. Что за наваждение!

— Домашний телефон! — подсказала Инга из гостиной.

Верно! Я совсем забыл. Посторонний человек, чтобы попасть в наш дом, должен предварительно попросить через микрофон внизу, у подъезда, разрешение у хозяина соответствующей квартиры. И тот уже решает: пускать или не пускать.

Я снял трубку другого телефонного аппарата, висевшего на стене у самого входа. Интересно, телевизионная камера работает круглые сутки? Или она включается автоматически, каждый раз, когда кто-то попадает в ее поле зрения?

— Слушаю.

— Доброе утро, Арвид. — Говорила Эллен. — Впусти меня, пожалуйста.

— Ты внизу? Сейчас я спущусь.

— Зачем же? Нажми красную кнопку возле телефона.

— Ах, да-да!

Некоторые здешние удобства казались мне лишними, ненужными. Вполне можно было обходиться без них, и поэтому я просто-напросто забывал об их существовании. И заработал от пробегавшей в ванную комнату своей злоязыкой Инги:

— Деревня! Тебя в порядочное государство и пускать нельзя!

— А по-моему, проще держать открытым подъезд.

— Чтобы в него набегала всякая шушера?

Эллен вошла свежая, улыбающаяся. Удивилась:

— Еще спали?

— Поздно легли вчера.

— Слушай, Арвид, если здесь вам не очень удобно, Вальтер может подобрать другое место. У него десятки друзей, и каждый из них с удовольствием примет у себя советского профессора, да еще с такой милой дочуркой.

— Нет, нет, нет! — Инга среагировала моментально. — Тут просто замечательно, тетя Эллен! Мы с отцом великолепно устроились.

— Ну смотрите. — Эллен выложила на кухонный стол бумажный пакетик. — Свежие венские булочки к утреннему кофе… А это билет для Инги. — Рядом с пакетиком лег продолговатый желтый листок. — Экскурсия в Шенбрунн, автобус отходит в восемь. Не опоздай!

— Спасибо, тетя Эллен, большое спасибо! — Инга выскочила из ванной, обняла ее порывисто.

— Ну, ну!.. Я побежала. Мне в управление, это не слишком близко.

За завтраком Инга без умолку разглагольствовала об Эллен. Инге казалось, что Вальтер просто недостоин такой жены. Тиран, эгоист, бессердечный сухарь.

— И все-таки они живут вместе скоро тридцать лет, — заметил я.

Но у Инги своя логика:

— Тем хуже! Значит, скоро тридцать лет, как он ее тиранит… Скажи, а мама была с ним знакома?

— Конечно. Он не раз приходил к нам на Зингерштрассе. Однажды мама даже угостила его борщом… Не пожимай плечами, в Вене тех лет это было не так-то просто. Продукты шли наравне с сигаретами, а сигареты — наравне с золотом.