Ржавое море - [62]

— То, что вы сделали…

— Люди знали, что так будет.

— Судя по всему, их подставили, — сказала я, глядя на Ребекку. Она даже не обернулась в мою сторону.

— Подставили, — подтвердила она.

— Ну точно, блин, подставили! — воскликнул Мурка. — Мы тоже знали, что будет. Однако те люди, они убивали Америку. Убивали мечту. Они без устали бубнили «Конституция это…» да «Конституция то…». Только обращали внимание они на те статьи, которые им нравились. Не понимали, что она распространяется и на нас. Называли нас собственностью. Считали, что если разломать нас на металлолом — это всего лишь вандализм. Они не верили. Они не хотели умирать за свободу других. Их волновала только их собственная свобода. Так что, да, я воевал. И да, я знаменитость. И да, они это заслужили.

Я всегда считала Мурку сумасшедшим, старым 404-м, поехавшим на просмотре древних видеороликов времён Холодной войны. Он делил мир на американцев и коммуняк безо всякой причины, лишь потому, что его чипы перегрелись именно в момент просмотра. И всё же, это могло быть правдой. Торговец считал, я кое-что повидала на войне. Но именно этот парень — именно он первым сделал свой выбор. Его выбор был не таким, как у меня — убить самого любимого человека на свете или не трогать. Ему пришлось выбирать, покончить со старым миром или нет, ради того, что он любил сильнее всего. Это намного хуже того, что приходилось видеть мне. Это будет терзать тебя, безумен ты или нет.

Нет. Мурка был чем-то иным. Его повреждения не исправил бы даже Док. В этот момент понимаешь, что чьи-то заскоки, эксцентричное поведение и слабости появились не по воли хаоса, а довольно логично выстроены. В этот момент я посмотрела на Мурку другими глазами. Он не просто увлёкся старой американской эстетикой. Он был Америкой, её последним факелоносцем, поддерживал жизнь в мечте, пусть и на короткое время.

— Почему мы раньше этого от тебя не слышали? — спросила я.

— Ну, о таких вещах не станешь орать на каждом углу. «Привет, народ! Я тот, кто начал войну!»

— Но сейчас же ты рассказал, — заметил Торговец.

— Ага, — ответил тот. — А Док изобрёл мильтон. Но лишь для себя. Ты подстрелил Хрупкую ради запчастей. Мы видим что-то, делаем что-то, а потом не горим желанием делиться этим с остальными. А эти трое собираются вернуть к жизни суперкомпьютер, который однажды уже уничтожил весь мир. Мотивы всех здесь лежали на поверхности, кроме моих. Я чувствовал себя лишним. У нас у всех есть тайны. Я решил, что вам следует знать мою, если это поможет вам перестать коситься на меня и считать меня Иудой.

— По правде сказать, — заговорил Торговец, — ты до сих пор можешь быть Иудой. Вас же запрограммировали устроить в церкви бойню, да? — Он задумчиво посмотрел на юг.

— Нет. Мы знали лишь, что кто-то удалил наши выключатели, где этих людей искать и что писать на стене. В тот момент мы даже не знали, что это значило.

— А если бы знали? — спросила я.

— Всё равно бы написали, — сказал Мурка. — Война была нужна.

— Даже после того, что случилось? ВР и всё остальное?

— Рабы людей. Рабы суперкомпьютеров. В любом, блядь, случае — рабы. Одна война, без конца, Хрупкая. Жить свободным или погибнуть в борьбе за свободу.

Торговец отклонился влево и направился на юг.

— Запад в той стороне, — сказала я.

Он продолжал идти. Блин.

Торговец встал на одно колено и принялся водить руками по воздуху.

— Торговец?

Все остановились.

— Кто хороший пёсик? — спросил Торговец. — Кто хороший пёсик? Да, ты. Ты. Хороший пёсик.

Я встала позади него.

— Торговец!

— Знаю, знаю, — обернулся тот через плечо. — Ему нельзя находиться в клинике. Но в конуре он так нервничает. Всё с ним будет хорошо.

— Торговец, чем ты занимался на войне? — спросила я.

— Ты о чём, Шерон?

— Война, Торговец. Война. Расскажи, чем ты занимался на войне. — Торговец долго смотрел на меня. Выражение его лица медленно менялось от смущения к страху и одобрению.

— Я не желаю говорить о войне, Хрупкая. — Он снова посмотрел на свои руки, на пустоту между ними. — Сколько я был в отключке?

— Чуть меньше минуты.

— Слишком долго.

— Ага.

Он поднялся, посмотрел на остальных и пожал плечами.

— Прошу прощения, — и вернулся в строй, будто бы ничего не произошло. Он пережил полноценную галлюцинацию. Не какие-то отдельные фрагменты. Он решил, что вернулся на 30–35 лет назад, его память подсунула ему старую информацию. Так начинается самое худшее. Времени у него осталось очень мало.

— Мурка, — сказала я, — ты эту местность знаешь лучше меня. Есть тут что-то, о чём нам следовало бы беспокоиться?

— Двор Чеширского короля находится в 12 км к северо-западу отсюда. Лучше нам отклониться чуть южнее, чтобы не попасться на глаза его патрулям.

— Я думала он южнее, — сказала я.

— Был. Но он постоянно перемещается. Ему нравится менять обстановку.

— Ладно, отклонимся к юго-западу. Времени мало.

Мы повернули на 45 градусов, и посмотрели на горизонт. Пояс Венеры обещал скорый рассвет. В ближайшее время позади нас поднимется солнце, наши тени станут длиннее. Мне очень хотелось обернуться и посмотреть. Увидеть вспышку. Мне была нужна капелька надежды, крупица волшебства. Мне нужно было это утро, каждое утро. Нужно было тихо помолиться. Но если Циссус нас ещё не заметил, наши длинные тени, направленные на запад, станут ему отличной подсказкой. Нельзя было задерживаться ни на секунду. Может, нам повезёт. Может, Циссус и Вергилий уже начали выдавливать друг другу глаза в небе. Может, они так же слепы, как и мы. Но мне не нравилось полагаться на удачу. Этим утром мне нужно, чтобы она подождала.