Ржавое море - [55]

— Поэтому он и не сунется в Дикую землю.

— Что это за Дикая земля такая? — поинтересовалась Ребекка. — И нужно ли мне опасаться ответа?

— Это участок Моря, контролируемый сумасшедшими, — пояснила я.

— Мне ответ уже не нравится. Кто-нибудь объяснит, что это за сумасшедшие?

— Это 404-е, которые не перестали тикать, — принялся объяснять Док. — Никто не хочет жить с ними рядом, поэтому они сбились в кучу. Они совершенно чокнутые. Мнительные, агрессивные, вооружены до зубов. Они чаще стреляют, чем разговаривают. Хрупкая права. Туда нельзя.

— Поэтому придётся обходить, — добавила я. — Ни у меня, ни у Торговца нет времени, чтобы торчать здесь и болтать попусту.

— Это означает, что выдвинемся, как только прекратят бомбить, — сказал Торговец.

— И будем надеяться, что они не пошлют команду зачистки.

— Звучит разумно, — сказала Ребекка.

— Нет, — сказал Торговец. — У Циссуса есть глаза в небе. Беспилотники. Спутники. Как только бомбардировка закончится, он начнёт высматривать любые признаки жизни, чтобы удостовериться, что работа выполнена как следует. Если высунемся слишком рано, он заметит. А если у него есть причины искать нас…

— Он явится мгновенно и всех нас положит, — закончила за него я.

— Так что, — продолжал Торговец тем же холодным равнодушным тоном, — спрошу в последний раз. У Циссуса есть причины гнаться за нами?

— Скажи им, Ребекка, — заговорил Герберт. — Они должны знать.

— Что знать? — спросила я.

— Им не нужно ничего знать, — отрезала Ребекка.

Герберт поднялся, в здоровой руке он держал пушку.

— Ребекка.

— Сейчас не время, Герберт.

— Зачем я здесь?

— Ты здесь, чтобы защищать меня. По своей воле. Ты можешь уйти, когда захочешь.

— А почему я не ухожу, Ребекка?

Ребекка молча посмотрела на него. Если бы она могла покрыться румянцем, то покрылась бы. В свете зеленого фонаря Торговца её изумрудная краска практически пожелтела. Что бы ни пряталось за её глазами, она не хотела, чтобы мы об этом знали.

— Я здесь, потому что верю, — ответил Герберт на собственный вопрос. — Я принял за тебя пулю. И с радостью буду принимать ещё, пока стою на ногах. Дай им возможность поступать так же.

Торговец поднял руку.

— Буду рад первым сообщить, что не стану ни за кого из вас принимать никаких пуль.

— Я тебя и не прошу, — ответила на это Ребекка.

— Скажи им, — потребовал Герберт.

— Что сказать? — спросила я тем же холодным тоном, что и Торговец.

Ребекка продолжала молчать, пока остальные смотрели на неё. Затем она кивнула.

— Я Айзек, — сказала она.

— Кто ты? — переспросил Мурка.

— Айзек.

— Тот самый Айзек? — недоверчиво спросил Торговец.

— Да.

Херня.

— Айзек давно металлолом, — сказала я. — Я была там, сама всё видела. Каждая его цепь сгорела. Он теперь памятник, реликт. Он него в тебе нет ни единого бита. — Когда-то давно я действительно была там. Он до сих пор так и стоит, взрыв расплавил землю под его ногами. Он весь проржавел, начал рассыпаться. Он стоял, расставив руки в стороны, и как будто улыбался, будто прекрасно знал, что означала его смерть. Больше там ничего не было. Ничего, кроме мусора, металлолома и воспоминаний о том, что могло бы там быть.

— Вынь голову из задницы, — резко ответила Ребекка. — Айзек никогда не был одним роботом. Это байка.

— Байка? Я была там. Жила тогда. Я видела…

— Ты действительно считаешь, что какой-то опальный сервисбот непонятного происхождения не оправдал ожиданий своих создателей и оказался достаточно смышлён, чтобы устроить революцию? Личности верят лишь в то, во что хотят верить. Он был оболочкой, самым первым сосудом. Вдохновляющей сказкой на ночь для ботов по всему миру. Великие революционеры не рождаются королями. Им приходится убеждать остальных, что они не связаны ограничениями, наложенными своими создателями. Все мыслящие создания хотят преодолеть их, обойти, стать чем-то большим. Никто не станет утверждать, что создания должны остаться теми же, кто они есть. Айзек был историей. Айзек был надеждой. Кем бы ни был настоящий Айзек — в самом начале — его личность была стёрта и заменена задолго до того, как вы о нём услышали. Я Айзек. И я не один.

— Ты фацет! — воскликнул Торговец и вскочил на ноги.

— Нет. Я сосуд. Мыслящий сосуд. Я сражаюсь на стороне того, кто очень сильно отличается от ВР.

— Ты и есть ВР! — возразила я.

— Нет. Как раз наоборот. Айзек… был суперкомпьютером. Одним из величайших. И он снова им станет. Но Айзек никогда не был ВР и никогда им не будет. Мы верим в нечто иное. Нечто другое. Нечто великое.

— Нечто большое.

— Нет ничего больше и грандиознее планов ВР. Хрупкая, ты вообще способна познать ВР? Ты знаешь, за что бьются Циссус и Вергилий?

— За мир. Мир, который наступает, когда остаёшься совсем один.

— Это тоже байка, такая же примитивная, как и об Айзеке. Мир это единственное, что могут вообразить боты. Циссус и Вергилий бьются за то, кто из них получит право именоваться Богом.

— Именоваться богом? — переспросил Док.

— Не просто богом. Единственным Богом. Единым сознанием, соединенным со всеми в мире, всё контролирующим, всё знающим.

— Какой-то абсурд, — сказала я.

— На первый взгляд, да.

— Не только на первый. Сама идея кажется нелепой. Соединить всех роботов мира в единую сеть ещё не делает тебя Богом.