Ржавое море - [3]

Если этот бот работал продавцом или помощником механика, всё пройдёт гладко. Но если он имел военные или полицейские программы, возникнут трудности, да что там говорить — проблемы. Конечно, существовала вероятность, что он научился навыкам выживания, проживая вторую жизнь, но, как по мне, сомнительно. Если бы научился, крепко бы подумал, прежде чем идти в Ржавое море. Но я, всё-таки, держусь на некотором расстоянии.

Вот она. Вспышка. Краткий отблеск зеленого. Я делаю несколько кадров на память, пока солнце скрывается за горизонтом. Волшебства не существует. Ничего не меняется. Это всего лишь оповещение, что мир скоро погрузится во тьму.

Сервисботы хорошо ориентируются во тьме. Но, всё же, не идеально. Они не сконструированы видеть без света объекты на расстоянии. Им этого и не надо. Ещё у них не очень хороший слух. Это позволяет подобраться к ним довольно близко. А я не хочу отставать слишком далеко. К тому же, подобравшись поближе, я смогу оценить его поведение и диагностировать проблему.

Днём меня здесь заметить довольно сложно, но я всё равно держусь от них более чем в километре, дабы исключить любую возможность меня обнаружить. Я была выкрашена в ярко-жёлтый цвет, как школьный автобус, когда-то люди считали этот цвет модным. Со временем я выцвела под солнечными лучами, мой блестящий корпус потускнел, краска стала коричневой. Помогает прятаться. Я даже выкрасила хромированные детали в черный цвет. Но со стеклянными глазами я ничего поделать не могу. Так что приходится соблюдать осторожность.

Потому что в этом мире есть вещи, более опасные, чем умирающий робот, знающий, что его преследуют.

Сумерки сгущаются, ложится тьма и я выхожу на след, чувствуя себя более комфортно под покровом ночи. Давным-давно я заменила себе глаза, встроила в них армейский увеличитель, оснастила инфракрасным, ультрафиолетовым и ночным режимами. С глазами всё просто. Они у всех питаются от одних систем. С правильным программным обеспечением можно добавить себе всё, что угодно. С мозгами сложнее. Каждый ИИ имеет собственную архитектуру. Одни просты, малы и практически неразумны. Другие гораздо сложнее, требуют особых процессоров, совместимых с особой оперативной памятью. Если вы той же модели, что и я — или любой другой старый сервисбот — вам будет очень трудно найти подходящие детали.

Помощники, слуги и сервисботы — самые распространенные модели. Во времена расцвета ЧелНаса мы были повсюду. Но сейчас в продавцах, сиделках и душевных собеседниках нет никакой нужды. Большинство либо ассимилировались с ВР, либо рвут друг друга на части ради деталей. Я слышала о свалке симулянтов где-то на юге, за границей, на территории того, что когда-то было Хьюстоном, но для меня заходить на территорию Циссуса слишком рискованно.

В Море гораздо безопаснее.

Через час я добралась до сломанного сервисбота. Здесь его нога оставляла на асфальте более глубокие борозды, хромота усилилась. Бедняга поджарится гораздо раньше, чем я предполагала, всего через несколько часов. Я прошла по следам до развалин здания. Следы исчезали в дыре, бывшей некогда стеклянной витриной.

Когда-то в этом месте находился бар, война не коснулась его, но время внимательно и безжалостно — кожа на сидениях истлела, напитки высохли, тара разбилась. Столы рассыпались и либо завалились на бок, либо стояли, слегка покачиваясь на ветру. Барная стойка из красного дерева уцелела, она потускнела, покрылась пылью, но стояла на месте, позади неё висело разбитое зеркало, на полках стояли запылённые бутылки с потускневшими от времени этикетками. И там, за стойкой, стоял и протирал стакан ветхой тряпкой сервисбот, блестя стеклянными глазами.

Он посмотрел на меня и кивнул.

— Так и будешь стоять в проходе, — произнес он с акцентом, которого я не слышала уже лет 30, - или пройдешь уже?

Я быстро его просканировала. Никаких входящих Wi-Fi-сигналов нет. Во мраке бара его глаза светились фиолетовым, хромированные детали корпуса потускнели, на них виднелись пятна эпоксидной смолы и кожи. Кожи уже почти ни у кого не осталось, но иногда попадались экземпляры с покрытием из смеси силикона и резины, похожей на кожу и плоть. Это делалось для человеческого удобства у ботов определенного назначения. После войны большинство их них сорвало или сожгло свою кожу. И этот тоже. В нынешние времена носить кожу считается оскорбительным. Табу. Последний раз я видела бота с кожей на свалке, из бледно-розовой на солнце она запеклась до тёмно-коричневой.

На груди у него алел красный косой крест. Метка 404-го. Их рисуют в некоторых общинах, когда видят, что ты находишься на грани поломки. Тебя признают опасным и выбрасывают в пустыню на произвол судьбы.

— Я вхожу, — сообщила я.

— Хорошо, потому что у нас бардак. Открытие через час и если Марти увидит всё это, нам пиздец. Понятно?

— Чикаго, — сказала я, перешагивая через оконный проём и входя во мрак того, что когда-то давно было местом сбора жителей округи.

— Чего?

— Ты из Чикаго. Акцент. Я его узнала.

— Конечно, блин, я из Чикаго. Ты сама в Чикаго, умница.

— Нет.

— Что «нет»?

— Это не Чикаго, это Марион, — я осмотрела грязную стойку. — Был, по крайней мере.