Ржаной хлеб - [4]

Как и всегда, вспомнив школьные годы, Таня сразу же подумала о своей любимой учительнице Вере Петровне Радичевой.

3

Таня перешла в седьмой класс, когда в Сэняж приехала новая учительница. Молоденькая, с черными, коротко подстриженными волосами, большеглазая, в короткой юбочке, она робко вошла вслед за шофером, несшим ее чемодан, в учительскую. «Красивая», — первое, что подумала Таня, увидев ее, и, порозовев от смущения, сказала ей «шумбрачи». Мать Тани работала в школе уборщицей, в тот день накануне учебного года Таня помогала ей мыть полы, прибираться.

Приезжая сказала, что она новая учительница; мать, улыбаясь, показала приезжей на открытую дверь директорского кабинета: «Ступай, дочка, у себя он». Та вошла, робко поздоровалась, от той же робости, наверно, забыла закрыть за собой дверь, — Тане все было и видно, и слышно.

Директор, Потап Сидорович Сурайкин, которого все в школе побаивались, сидел за столом. Лысый, угрюмый, он повернул в сторону вошедшей голову, старый стул под ним заскрипел.

«Ой, не понравится ей здесь!» — забоялась Таня: в учительской пусто, неуютно, директорский кабинет не кабинет, а какой-то амбар для старья. По расставленным вдоль стен стульям небрежно разбросаны географические карты, старые журналы, тетради, в одном углу в кучу свалены осколок мамонтового зуба, пожелтевшие кости, чучела ежа, ворона, синичек. Стоявшие на директорском столе два глобуса, побольше и поменьше, так были облапаны, ободраны, что ни морей, ни океанов, ни Европы, ни Америки на них не разглядишь, это уж Таня сама проверила…

Не спрашиваясь, Таня вошла в кабинет — вынести свободные стулья, чтобы протереть их; директор, рассматривая документы приехавшей, недовольно спросил:

— Так, Вера Петровна, значит?

— Вера Петровна, — подтвердила учительница, ежась под хмурым взглядом директора, подергивая на коленях короткую юбку.

— Преподаватель эрзянского языка и литературы нам нужен, — подтвердил Потап Сидорович и раздраженно сказал Тане: — У тебя что, другого времени нет? Приспичило? Видишь, у меня человек?

Вспыхнув, Таня вышла, успев услышать, как все тем же недовольным бурчливым тоном директор распорядился:

— Идите отдыхайте. Завтра явитесь утром. А где жить будете — скажет вон наша уборщица. Я ей дал указание…

О приезде новой учительницы Таня в тот же день рассказала Зине и другим подружкам. Не забыла поведать им и о том, как ее встретил и как разговаривал с ней их Потап…

Поволновалась, вероятно, в ожидании первого звонка, первого урока Вера Петровна, но не меньше, за нее переживая, поволновалась и Таня: очень уж пришлась ей по сердцу новая учительница, так хотелось, чтобы все у нее было хорошо.

Переживала Таня напрасно. Первый урок прошел в седьмом классе так, как до этого никогда не проходил. Внешне застенчивая, несмелая, Вера Петровна, начав рассказывать о родном мордовском языке и литературе, будто преобразилась, стала неузнаваемой — семиклассники приняли ее сразу, безоговорочно. А вскоре все они заметили, что Вера Петровна быстро подружилась и с остальными преподавателями.

Но однажды с ней произошел смешной случай, из-за которого урок едва не сорвался. Осенним солнечным утром, только что войдя в учительскую, Вера Петровна достала из сумки новые модные туфли. В этих туфельках, купленных на последнюю стипендию, она и пощеголяла только один раз, на выпускном вечере. В селе по улице ходить в них побоялась — каблуки тоненькие, в земле завязнут, чего доброго. А тут, в школе, получилось то, чего она никак не ожидала.

Она шла в класс по коридору, и вдруг каблук правой туфли попал в щель между досками пола — Вера Петровна едва не упала. Она подергала ногой — ничего не получилось. Чуть повернув ногу, дернула посильнее — послышался какой-то щелчок. Пришлось рукой вытаскивать туфлю. Тонкий каблучок, словно сломанная палочка, висел на обрывке сухой кожи. Ко всему этому, когда она наклонилась, из-под локтя выскользнули и рассыпались по полу тетради и классный журнал. Настроение у Веры Петровны мгновенно испортилось: и туфли было жаль, и неприятно, что все это произошло на глазах бегущих по коридору учеников — звенел звонок. Не спешил один, кажется, Федя Килейкин. Он стоял у стены, наблюдая, как учительница собирает тетради, и смеялся. Тут-то припоздавшая Таня Ландышева и треснула его по шее:

— Ты что квакаешь своим лягушачьим ртом? Не видишь, что делать надо? — и сама бросилась помогать Вере Петровне.

Пришлось возвращаться в учительскую переобуваться. Когда Вера Петровна вошла в класс, там хихикали, — потешал всех, конечно, первый озорник Федор Килейкин.

Хмурясь, Вера Петровна села на свое место, раскрыла журнал — Килейкин не унимался.

— Килейкин, встань и расскажи всем, отчего тебе так смешно, — сдержанно попросила Вера Петровна.

Федя не думал вставать, опять что-то «сморозил» — ребятишки громко фыркнули.

— Федя Килейкин, встань! — строго потребовала Вера Петровна и направилась к его парте.

В это самое время в класс вошел директор школы Потап Сидорович — вероятно, он слышал шум и слова педагога. Стоя спиной к двери, Вера Петровна не видела его; по классу прошелестел испуганный шепот — «Сам!». Все вскочили.