Рыжий рыцарь - [39]
Яма оказалась не такой уж и глубокой. Он без труда выбрался из нее, оставив на дне все свое снаряжение. Не нужно было быть следопытом, чтобы вычислить путь, по которому шли людоеды. Они даже не протаптывали, а проламывали себе дорогу через лес, сокрушая кусты и небольшие деревья. Со стороны могло показаться, что тут промчалась вся амбинская конница. Тристан бежал со всех ног, забыв обо всем на свете, в надежде успеть на помощь к друзьям.
Наконец он остановился перевести дух. Он сильно запыхался и оперся рукой о дуб. Тут юный рыцарь огляделся и обмер. Он стоял на небольшой полянке, которая выглядела как самое настоящее поле битвы.
Тристан присел на корточки и увидел прямо перед собой хорошо знакомую тетрадь.
— Тетрадь Виреля, — пробормотал он.
Значит, в этом месте людоеды напали на его друзей. Что же теперь делать? Куда они их потащили? Где искать их логово?
Тристан обхватил голову руками и глубоко зарылся пальцами в свои густые медно-рыжие волосы. Все пропало. Он один посреди темного, враждебного леса, его друзья в плену у людоедов, а он не в силах им помочь. Он даже не знает, куда идти. Лоб его уперся в колени.
— Зачем? Зачем я во все это ввязался? — Тристан буквально грыз себя. — Какой я, к троллю, рыцарь? Я самый обыкновенный крестьянин. Потащился спасать принцессу, тоже мне, кин Эгланд.
От печальных мыслей его оторвал чей-то сдавленный крик, раздавшийся из-за кустов. Тристан вздрогнул и вскочил на ноги. Нетвердой рукой он обнажил меч, силясь унять дрожь. Неужели людоеды не ушли?
Крик повторился. Нет, это не людоеды. Это какое-то чудовище, только кричит оно больно жалобно, словно зовет на помощь. Тристан успокоился и шагнул к кустам. Крик прозвучал в третий раз. Теперь от страха и дрожи не осталось и следа. Это был не крик, а зов какого-то беспомощного существа.
— И-гуа! — воскликнул он изумленно.
Из кустов на него смотрели два наполненных тоской и страхом лошадиных глаза. Тристан готов был биться об заклад, что в них стояли слезы. Вид у И-гуа был напуганный и жалкий.
— Что с тобой? — Тристан ласково потрепал коня по холке. — Ты не ранен?
— В том-то и дело, что нет! — Жалобный голос И-гуа напомнил Тристану детский плач. — Хотя лучше бы я был ранен или даже убит.
Тристан взял коня за уздечку и потянул на себя. Тот покорно поднялся и вышел из кустарника, после чего улегся на траву и уткнулся головой в землю.
— Что произошло? — допытывался Тристан. — На вас напали людоеды?
— Да, — вяло сказал И-гуа, — они напали внезапно, сзади. Схватили Виреля, Мисту и еще двух рыцарей, которые прятались в дупле трухлявого дуба.
— Что еще за рыцари?
— Не знаю, — покачал головой И-гуа, — но они очень трусливые. Когда я их увидел, то очень обрадовался. Решил, что они сейчас порубят людоедов в капусту. Но нет. Они полезли в дупло, где и были схвачены.
— А ты?
— Я струсил, — выдавил из себя конь. — Людоедам я был не нужен, и я пустился наутек, а они не стали меня преследовать.
— Не стали? Но ты же Фэ-Мушра!
— Что?
— Они учуяли твой запах и сказали, что ты Фэ-Мушра, редкий ингредиент какого-то блюда, которое мечтает приготовить каждый людоед.
— Надо же! — И-гуа задрал голову. — Я редкий ингредиент. Вот оно, лишнее подтверждение моей исключительности и уникальности.
— Раз они не стали тебя преследовать, — сказал Тристан, — значит, Фэ-Мушра — это не ты.
— Это точно. — И-гуа вновь уронил голову. — Я не ингредиент, я жалкий, никчемный трус, который бросил своих друзей на произвол судьбы.
— Что же такое Фэ-Мушра?
Тристан задумался, но ответ пришел сам собой. Конечно, это Миста. Она сама говорила — людоеды считают, что девочки вкуснее мальчиков, а рыжая девочка для них вообще лучшее на свете лакомство.
— Я не достоин звания боевого скакуна, ибо истинный конь никогда не бросит хозяина в беде, — не унимался И-гуа. — Боевой скакун примет бой вместе со своим господином и, если нужно, умрет за него, но никогда не покинет поля брани иначе, как по велению шпор, что вонзятся в его бока.
И из глаз И-гуа потекли лошадиные слезы.
— Я опозорил всех своих предков, — сокрушался конь. — Они сейчас смотрят на меня сквозь облака, и им стыдно, что их потомок повел себя как трусливый осел. Великий позор пал на их убеленные сединой гривы.
И-гуа зарыдал. Большие прозрачные слезы падали из его лошадиных глаз на траву, и вскоре подле коня образовалась небольшая лужица.
— Полно, И-гуа, — Тристан ласково потрепал его по гриве. — Еще ничего не потеряно. Скажи, ты знаешь, куда людоеды их потащили?
— Они что-то говорили про какую-то хижину возле ельника.
Не густо. Значит, надо искать ельник, но какой? Где именно эта хижина? Он обвел лес задумчивым взглядом. Да тут, должно быть, не одна тысяча ельников. И что теперь, все их осматривать? И вдруг его осенило. Он потянулся к луке седла и отцепил от него кожаную сумку, после чего извлек оттуда Живокарту.
— Хижина возле ельника, — произнес он, когда углы пергамента любезно распахнулись.
Живокарта засветилась, и в центре, посредине бескрайнего зеленого моря, образовалась красная точка. Тонкая полоска протянулась на северо-запад и тут же остановилась. На другом конце замигала надпись:
