Я все еще не мог прийти в себя.
— Встань, собака! — крикнула она, пнув негра ногой.
Негр приподнялся и остался на коленях так, чтобы ей удобно было вскочить в седло, — и вот она очутилась у него на шее верхом.
По ее знаку и я сел на свою лошадь, и мы выехали, направившись в поля и на плантацию, причем негр все время шел в ногу с моей лошадью.
Когда мы снова очутились на веранде и спокойно уселись пить чай, был уже вечер, спустились тропические сумерки со всей своей живописной красотой. Рыжеволосая красавица снова надела свое воздушное платье. Мы говорили о Европе и о ее немецкой родине. Вдруг вошел негр, на котором она ехала верхом, — робко, как собака, боящаяся наказания, — распростерся на полу перед своей госпожой, а она поставила на него ноги как на скамеечку.
В неописуемом душевном смятении простился я с прекрасной рыжеволосой женщиной и пришел в себя только тогда, когда вернулся домой и уселся со своим приятелем за бутылкой коньяку.
Выслушав со смехом мой отчет, Д. сказал:
— То, что вы увидели у этой госпожи-плантаторши, в наших краях — обычная практика. Для здешних обитателей негры и китайцы — существа низшего порядка, оттого наши дамы-плантаторши и обращаются с ними не как с людьми.
А эту езду верхом вы и вовсе не должны рассматривать, как каприз жестокой госпожи. Свободные мужчины низших классов точно так же готовы во всякое время служить нашим дамам верховыми животными. Во всяком случае, о нашей рыжеволосой красавице я мог бы порассказать вам кое-что похуже, — то, что никак не объясняется местными обычаями и нравами… Я бы даже сказал, что она видит цель своей жизни в том, чтобы поступать с изысканной бесчеловечностью с принадлежащими ей чернокожими. У нее были даже столкновения с властями. Одного из своих рабов она ослепила, другого — умертвила, приказав распять между четырьмя шестами на, своего рода, бороне с заостренными зубьями. И если о ее подвигах вдруг становилось известно, то это были исключительные случаи, — среди своих подданных она пользуется таким влиянием, что никто не смеет даже перечить ей, не то, что выступать против нее публично.
Когда я высказал свое изумление по поводу того, что такая красивая и любезная женщина способна на такие поступки, Д. ответил:
— В этом нет решительно никакой психологической загадки, напротив, все объясняется чрезвычайно просто: наша графиня-плантаторша страстно любила своего мужа, и к тому же, она на редкость энергична.
Муж ее прибыл сюда с севера в надежде излечить в теплом климате свою легочную болезнь. И действительно, здесь он начал заметно и быстро поправляться. Но граф был идеалист и филантроп в благороднейшем смысле этого слова и совсем не годился на роль плантатора. Преувеличенное человеколюбие в этой стране неуместно, поверьте мне. Чтобы заставить наших чернокожих работать и не позволить им испортиться во всех отношениях, — нужна строгость и твердая рука.
А граф обращался с ними, как с равными, более того, — как с братьями, был к ним снисходителен. В награду за это он не только не получил никакой благодарности, но и нажил себе вероломных врагов в лице тех, кого хотел облагодетельствовать. Вскоре его негры распустились и уже с откровенной неохотой исполняли его распоряжения, а потом они и вовсе перестали ему повиноваться — начали угрожать его имуществу, даже самой жизни его и его жены.
Когда дело дошло до открытого мятежа, граф сделал еще одну, последнюю попытку по-доброму урезонить их. Но в ответ получил одни лишь насмешки и угрозы. Все это в конец подорвало его здоровье — у него хлынула горлом кровь, и он скончался.
Над трупом его молодая вдова поклялась отомстить неблагодарным мятежникам.
При содействии нескольких белых и креолов, находившихся у нее в имении, она усмирила мятежников ружейными выстрелами. Затем, переловив их вожаков, она произвела над ними страшный суд: она велела привязать изменников к кольям и перестреляла их всех собственноручно из револьвера.
С тех пор негры боятся ее, как самого дьявола. Она же исполнилась глубокой ненависти ко всей чернокожей расе, неблагодарность и предательство которой стоили жизни ее горячо любимому мужу.
Таким образом, причиной ее безжалостного отношения к неграм является с одной стороны — мстительное чувство, с другой — необычайность ее собственного положения. В самом деле, как белая женщина, к тому же одинокая, могла бы ужиться и управиться с этими полудикими чернокожими, не будь у нее способности внушить им страх?
— Кто знает, — заметил я, — стали бы негры терпеть такое обращение, если бы их хозяйка не была красивой женщиной!..
— Пожалуй, — сказал Д., — очень возможно, что ее ослепительно белая кожа и золотисто-огненные волосы также играют не последнюю роль в порабощении этих черных кудрявых мужчин.
— Почему бы ей ни вернуться в Европу?
— Как вы себе это представляете? Натура своенравная, независимая, привыкшая, что все вокруг покорны ее воле — что она будет делать в ваших условиях, где на каждом шагу можно наткнуться на городового!
