Рыжая проказница - [15]

Кейд уехал, и если бы кто-то спросил у него, почему именно тогда, он ответил бы так же, как Уилл, сказавший, что он не хочет вмешиваться в планы отца. Эхан Стюарт — его отец, его лорд и пребывает в здравом уме. Но хотя тогда Кейд считал, что это в порядке вещей, и хотя утверждать это с уверенностью можно было только в отношении лорда Мортаня, Кейд, много думавший об этом в последние годы, понял, что отец вовсе не был в здравом уме. Пьянство крепко держало Эхана Стюарта и не только не давало ему возможности быть истинным лэрдом, но служило не лучшим примером для младших сыновей.

В такую-то обстановку и должен был вернуться Кейд; там ему, вероятно, нужно было сначала выдержать бой за право взять на себя руководство Стюартом, после чего ему предстояло много работать, чтобы привести поместье в порядок. Как бы ни нравилась Кейду Эверилл и разговоры, которые они вели с ней после того, как он очнулся, Стюарт был неподходящим местом для такой милой и благовоспитанной женщины, как она. Господи, да она и месяца не проживет в таком грубом окружении, безрадостно подумал он, качая головой. Быть может, он и рискнул бы, если бы под этой милой наружностью скрывался хоть какой-то огонь и сила. Но Эверилл слишком мягкая и покладистая, и она не проживет долго в такой плохой обстановке. Нет, он не возьмет ее в Шотландию. Он не желает видеть, как горести и беды измучат и состарят ее.

— Ну ладно, — вздохнул Уилл, — будем надеяться, что отцовский план удастся.

Кейд фыркнул, однако ничего не сказал, а Уилл заговорил о другом. Кейд слушал, но голова его была занята тем, что происходит внизу. Приехал ли очередной предполагаемый жених? Сколько виски заставил лорд Мортань выпить Эверилл? Избавило ли ее это от заикания? Согласится ли предполагаемый жених взять ее в жены?

Глава 5

— Миледи, у вас вот здесь пятнышко сажи.

Если бы Эверилл не была так сосредоточена на том, чтобы не покачиваться, сидя на своем стуле, а также на стараниях удержать пищу, которая бурлила у нее в желудке, смешавшись с виски, которое отец заставил ее выпить, она, конечно же, попыталась бы уклониться от прикосновений противного маленького лорда Сирила Сьюэлла, протянувшего руку, чтобы стереть грязь с ее щеки. Она, наверное, даже повернулась бы и заговорила с его не менее противной матушкой, сидевшей слева от нее. Но она была действительно сосредоточена на другом, и его прикосновение застало ее врасплох; она, не подумав, рассердилась и с раздражением оттолкнула его руку.

На самом деле этот человек все время прикасался к ней. К ее рукам, лицу, предплечьям, ногам. Мало того что он сидел так близко, что его бедро то и дело касалось ее бедра, но он еще и находил предлоги, чтобы потрогать его. То на ее платье пушинка, то нужно стряхнуть с него хлебную крошку… И все это для того, чтобы несколько раз провести рукой вверх-вниз по ее бедру в довольно неприятной манере.

Эверилл с трудом удерживалась от желания дать в нос этому отвратительному человечку: А он действительно был и отвратительным, и маленьким. Он был почти одного с ней роста — чуть выше пяти футов.

Она заметила, что, получив отпор, лорд Сьюэлл сузил глаза, и заставила себя улыбнуться и пробормотать:

— Это… это ничего, милорд. Горничная позаботится об этом потом.

Эверилл приходилось говорить медленно, чтобы произносить слова внятно, но ей показалось, что она произвела этим хорошее впечатление, и поэтому удивилась, увидев, что лорд Сьюэлл страшно нахмурился. Выражение недовольства то и дело появлялось у него на лице с тех пор, как они уселись за угощение, которое ее отец велел подать для лорда Сьюэлла и его матери.

Сьюэлл почему-то сразу показался Эверилл непривлекательным. Волосы буровато-мышиного цвета, лицо круглое, глаза невыразительные. Короче говоря, он был начисто лишен того обаяния и привлекательности, которые были присущи Кейду. Но имел вес, по крайней мере в три раза больший, чем у Кейда. К несчастью, основная часть этого веса приходилась на живот. Лорд Сьюэлл явно не проводил время за упражнениями, как то делали ее брат и отец. Наверное, подумала Эверилл, он целиком и полностью зависит от того, насколько владеют оружием его солдаты, поскольку у нее вызывало большое сомнение, что он хотя бы немного сильнее ее и владеет палашом лучше, чем она.

Конечно, Эверилл не винила его во всех этих грехах. Она была достаточно разумна, даже теперь, слегка захмелев, и понимала, что внешность не имеет и не должна иметь значения. В конце концов, сама она страшна как смертный грех со своими рыжими волосами и отметиной на лице, и при этом ей хотелось, чтобы ее ценили не только за внешность, но и за другие качества. К несчастью, лорд Сьюэлл и в этом смысле ничем не мог похвастаться. Он не был ни умен, ни интересен и не шел ни в какое сравнение с Кейдом. На этой неделе она каждый день не один час разговаривала с Кейдом о том о сем, вспоминая детство, обсуждая то, что он пережил в заточении и позже, в тунисском монастыре. Они говорили о литературе — например, о «Бервульфе», даже о политике и религии. А у лорда Сьюэлла, судя по всему, не было никакого мнения о таких вещах; он даже ничего не знал о них, и все ее попытки вызвать его на разговор ни к чему не привели.