Рыжая племянница лекаря. Книга 2-я - [42]

Тут я признала флакон, и скривилась от омерзения:

-Ох, Харль! Да ведь это же та самая пакость, что была в порченом яйце!

-Она самая! – ухмыльнулся мальчишка, начинавший походить на себя прежнего. – Правда, я не шибко-то верил, что она мне поможет. Но когда дверцы шкафа распахнули, то никто меня не увидал, хоть я сидел там, как на ладони и обливался седьмым потом от страха! Едва они ушли, я тут же бросился к добрейшей госпоже Вейдене и попросил ее о защите…

-Этот твой приятель не так уж бестолков, - заметил Хорвек, который, как оказалось, прислушивался к рассказу Харля. – Для слуг ведьмы ее собственное колдовство – как слепое пятно, и сопляк угадал верно, как спасти свою шкуру. Однако теперь бутылочку можно выбросить – раз оборотень почуял мальчишку, значит, чары выдохлись и больше ему не удастся спрятаться.

-Оборотень? Ведьма?.. – зубы Харля защелкали так громко, как будто кто-то принялся трясти детскую погремушку. Госпожа Вейдена, издав испуганный возглас, замерла на месте, уставившись на лужу крови, отмечавшую место смерти Эйде.

-Ну конечно же, ведьма! Неужто ты не разгадал, что здесь творятся богопротивные колдовские дела? – я постучала Харля пальцем по лбу, и он тут же хлопнул меня по руке.

-Я ничегошеньки не понял, если признаться честно. Но то, что всем, кто имел дело с тобой и твоим дядюшкой, придется туго – сообразил, не без этого. С чего это сестрица господина Огасто так взъелась на тебя, Фейн?

-Да никакая она ему не сестрица! – я сжала кулаки от бессильной злости. – Поганая ведьма, заколдовавшая Его Светлость – вот кто эта змея! Это из-за ее чар он сам не свой!

-Ведьма? – герцогиня теперь внимательно слушала меня. – Ты точно это знаешь? Она говорит, что это твое колдовство губит Огасто…

-Я бы ни за что, никогда не причинила вред Его Светлости! – воскликнула я с такой горячностью, что приободрившийся Харль присвистнул, Хорвек вздохнул, а госпожа Вейдена после некоторого замешательства нахмурилась. Я почувствовала, как щеки запылали, и опустила голову, упрямо пробормотав напоследок:

-Она все лжет, и даже имя свое украла…

Какой бы дерзостью не казалось то, в чем я себя только что выдала, именно это заставило госпожу Вейдену поверить нам.

-Зачем ты пришла сюда? – прямо спросила она, глядя на меня уже без испуга, но с тем неуловимым оттенком высокомерия, который показывал, что она верно истолковала мои слова, однако считает ниже своего достоинства обсуждать столь нелепые чувства.

-Мне нужен портрет, - хмуро сказала я, выдержав ледяной взгляд госпожи Вейдены. – Тот, что висит здесь на стене.

-Мой портрет? – недоуменно переспросила герцогиня, смерив меня еще более холодным взглядом.

-Это не ваш портрет, - произнесла я, ощутив в глубине души мстительное удовлетворение. Надменность герцогини уязвила меня куда больше, чем мне показалось сначала. Раньше я смиреннее принимала то, что по своему положению недостойна даже ревности со стороны Ее Светлости, сейчас же впервые подумала, что судьба не так уж справедливо разделила блага между благородными господами и простолюдинами.

-Что за безумные речи? – герцогиня гневно вскинула голову. – Там изображена я! Это понятно каждому, кто не ослеп или не сошел с ума!

-Что-то ты заговариваешься, Фейн, - не преминул влезть в наш спор Харль. – Я своими глазами видел ту картину! Она не так плохо нарисована, чтоб не узнать Ее Светлость! Да и с чего бы Его Светлости держать перед глазами портрет кого-то, кроме госпожи Вейдены?

-Я точно знаю, что там нарисована не госпожа Вейдена, - никогда я еще не осмеливалась так прямо и непочтительно говорить со знатной дамой, и, хоть обида подстегивала меня, разговор этот нравился мне все меньше и меньше. Мои глупые слова пока что оборачивались против меня, и я бы не удивилась, если бы к утру за мою голову давал награду не только околдованный герцог Таммельнский, но и его разгневанная жена. В растерянности я оглянулась на Хорвека, но тот, как будто потеряв всякий интерес к происходящему, отступил в тень, и замер там, предоставив мне самой объясняться с госпожой Вейденой. «Проклятие, да он испытывает меня, - подумала я обреченно. – Ему интересно наблюдать за тем, как я копошусь, силясь спасти себя. И стоит его разочаровать, как он исчезнет. Никакого слова он мне не давал. Впрочем, клятвы он нарушает безо всяких колебаний и поступает лишь так, как ему самому желается. Покажусь ему малодушной, да еще и более скудоумной, чем он полагал - и поминай как звали!..».

Эта мысль придала мне решимости – я перестала горбиться и обратилась к госпоже Вейдене, не пряча взгляд.

-Ваша Светлость, разве портрет этот рисовали в вашем присутствии? Откуда он взялся? Что за художник над ним трудился?

Герцогиня не сразу удостоила меня ответом, однако, спустя минуту-другую, признала:

-Нет, я не знаю мастера, нарисовавшего ту картину. Мой светлейший супруг… Огасто… подарил мне ее, когда мы прибыли в Таммельн. Он объяснил, что попросил какого-то художника тайно сделать копию с тех портретов, что имелись во дворце моего батюшки. Он говорил… говорил, что моя красота должна отражаться бесконечно, делая этот несовершенный мир чище и лучше.