Рюрик. Полёт сокола - [10]

— Я сам, дядька Добромысл, — запротестовал Рарог, ловко спрыгивая на землю.

— Жди нас здесь, — велел князь стременному и отправился с племянником в Священную рощу. Едва вошли под резную арку с искусными изображениями дивных растений, птиц и животных, как увидели идущего навстречу по шелковистой молодой траве седовласого длиннобородого мужа в расшитой конопляной рубахе и таких же конопляных портах. Чресла его были перепоясаны расшитым поясом с обережными знаками, такой же узорчатой тесьмой схвачены волосы на голове. На груди — Перунов знак: молнии, вплетённые в Сварожье коло.

В руке — дубовый волховской посох.

— Здрав будь, отец Ведамир, — приветствовал его Добромысл. — Вот, привёл, как условились, племянника к тебе на обучение.

— Здрав будь, князь Добромысл, и ты, юный княжич Рарог, — ответил волхв неторопливым грудным гласом. — Доброе дело, а тем паче такое важное, непременно надобно начинать с чистым сердцем и расторгнутым умом. Идёмте к Дубу Прави! — Они прошли по тропке к Священному дубу и некоторое время стояли, слушая, как неумолчно шумит в его могучей кроне ветер, как перекликаются бесчисленные птахи, гудят насекомые и шепчутся меж собою свежие, недавно распустившиеся листья. Выше на могучем стволе, под самой кроной, отрок разглядел спокойно-сосредоточенный лик, искусно вырезанный из дубового нароста-капа. Лик чем-то смахивал на дядьку Добромысла — с таким же клоком волос на голове и длинными усами. Но княжич знал, что это лик божества справедливости — Прави.

— Обращаюсь к тебе, Бог Истины Единой, всем сердцем и умом своим, — подняв руки вверх, заговорил волхв, глядя ввысь могучей кроны на лик божества. — Прошу у тебя благословения на учёбу будущего князя Ободритской Руси, на открытие ему законов Прави, по коим предстоит ему все деяния свои измерять, большие и малые. — Волхв ещё постоял, будто слушал в шелесте листвы Божьего Древа ответ самой Правды. Потом поклонился дубу, приложив правую руку к сердцу. — Теперь ты, княжич, слово дай Священному дубу, что станешь прилежно и старательно познавать законы Сварожьи, — молвил Ведамир.

— Я, княжич Рарог, обещаю тебе… — сбиваясь от внезапно нахлынувшего волнения и путая слова, которым научил его дядька Добромысл, молвил скороговоркой юный ученик, — …бог истинной Прави… познавать сущее, неутомимо и прилежно… весьма, вот! — закончил он и облегчённо вздохнул, ощущая, как краской волнения полыхнуло чело и ланиты. Пройдя к пылающему невдалеке кострищу, обложенному камнями, дядька достал холщовый мешочек и передал волхву. Ведамир, развязав его, протянул отроку:

— Возьми, Рарог, горсть зёрен и брось в Вечный Огонь. Пусть малая толика жертвы от трудов наших прорастёт тучным семенем хлеба насущного и познания мира Сварожьего, — приговаривал Ведамир, пока отрок бросал зёрна в огонь и смотрел, как они чернели, обугливаясь. — Слава Перуну, вращающему вечное коло жизни по неизменному закону Прави! — И Ведамир протянул мешочек Добромыслу.

— Вечная слава богу справедливости! — произнёс князь, бросая в огонь горсть пшеницы.

У невысокой резной деревянной ограды, что окружает Священную рощу, они простились с Добромыслом. Князь со стременным ускакали, а учитель и ученик пошли по незаметной тропке через Священную рощу и, выйдя за пределы её, вскоре оказались у небольшой ладной и уютной бревенчатой избушки Ведамира с резными полотенцами и искусным коньком наверху.

— Вот тут, брат Рарог, и будем мы с тобой обитать. Узелок с одеждой пока на лаве положи под окошком, пойдём, покажу тебе, что и где здесь поблизости есть.

— Отец Ведамир, а чему ты меня учить станешь? Я хочу, чтоб ты скорее меня сражаться научил, — важно молвил отрок, когда вышли на берег не то озерца, не то болотца, куда впадал звонкоголосый ручей.

— Сражаться дядька твой да воинские наставники научат, а я тебе помогу научиться, к примеру, понимать силу волны, или дрожи, как иные это называют.

— А на что мне это, деда, я же воином хочу быть, зачем мне какие-то волны? Волны — они же в реке.

— На что? — переспросил волхв. — А ведомо ли тебе, княжич, отчего наш белый сокол — кречет на дичь сверху быстрее всех хищных птиц падает?

— Потому что он сильный! — тут же ответил ученик.

— Эге, брат, попал пальцем в сваргу, — махнул рукой волхв, — есть и посильнее его птицы, однако в быстроте и силе удара с кречетом сравниться не могут. Ага, а про Сваргу-то я и позабыл! — Старик вынул из холщёвой сумы толстую кожаную рукавицу, надел её на шуйцу, потом вынул чернокрылое вабило и подкинул его высоко вверх несколько раз. Сверху раздался радостный клёкот, и большой белый сокол с тёмными пестринами и чёрными перьями по краям крыльев, сделав круг над головами людей, уселся на рукавицу.

— Ай, Сварга, ай, красавица, птаха божеская, прости, забыл я про тебя, — с нежностью в голосе заговорил волхв, поглаживая гордую птицу. — Вот гляди, Сварга, — указал он на мальца, — это княжич, ему тоже имя Рарог, вы с ним родичи, значит. В учение к нам с тобой его прислали, поможешь мне в сём важном деле? — Самка сокола поглядела своими круглыми строгими очами на отрока Рарога, потом потопталась на рукавице и что-то проклекотала, понятное только ей и волхву. — Вот и добро, Сварга, дякую что согласилась. А через два лета будет у нас ещё ученик, Трувор, а потом Синеус, им тоже твоя помощь понадобится. А сейчас, княжич, гляди сюда, — волхв рукой расправил крыло птицы, — потрогай перья, не бойся, Сварга дозволяет, я с ней договорился. Чуешь, перья в крыле мягкие, а те, что по краю, чёрным окрашенные, жёсткие? Вот по ним-то и пускает сокол дрожь особенную, что позволяет птице на врага лететь сверху с быстротою стрелы, из лука пущенной. Ты речёшь, «воином хочу стать». Коли не научишься той волне-дрожи, не овладеешь быстротой сокола, не сможешь в одиночку супротив нескольких воинов стоять.