Рюрик - [116]

— Вальдс, мы же порядились: плывем в гости к Гостомыслу! О чем вы тут речи длинные вели? — возмутился Власко, оглядывая варягов каждого по очереди.

— Для гостей путь слишком тяжел, — заговорил смущенно Ромульд, — да я и не прыток, — просто объяснил он и поднял хмурый взор на словенина. Влас недоуменно молчал, а Ромульд, глядя ему в глаза, тихо добавил: — Передай низкий поклон Гостомыслу и сердечное спасибо всему Пскову за помощь. Я не поплыву в ваш Псков до тех пор, пока городская община не позовет; меня. Вальдса кривичи давно зовут, — объяснил он, не лукавя, — а меня Рюрик… Ну да ладно, — тяжело вздохнув, проговорил Ромульд, — все уже молвлено, и не раз. Не держи гнев на меня, добрый молодец! — ласково попросил он, глядя в открытое лицо сына Гостомысла, протянул руку Власку для прощания и низко склонил перед ним голову.

Власко принял руку, тепло ее пожал и ответил глубоким поклоном знатному варяжскому полководцу.

Затишье

Фэнт разбил чудь заволочскую и поселился в Белоозере с Сигуровой дружиной.

Аскольд с Диром разбили южных мадьяр и осели в Полоцке, среди полочан родственников кривичей…

Наконец-то Аскольд вздохнул свободно. Теперь он не просто поселенец глава волохов-варягов, теперь он Рюриков посланник и будет бдить покой и порядок на всей речке Полоти. Да, он будет наведываться в Новгород к своему князю, будет выделять ему часть своей дани, как и уговорено, но теперь он не будет слушать его военные советы и не станет внимать его наказам, как усмирить плоть свою. Теперь он сам себе голова и сам себе хозяин! А это ой-ой-ой как дорого!..

— Дир! — весело окликнул своего сподвижника Аскольд, как только они выгрузились из ладьи. — Дом рубить общий станем аль по разным дворам разомкнемся? — спросил он, оглядывая хозяйским взглядом берег Полоти.

— Как пожелает душа твоя! — спрятав беспокойство, миролюбиво ответил рыжий волох, вдыхая аромат разнотравья.

— Моя душа желает единения с тобой! — великодушно и вместе с тем затаенно воскликнул Аскольд, глядя в глаза Диру.

— Стало быть, и дом рубить общий будем, — спокойно ответил Дир на вызов Аскольда. Он подошел поближе, дал Аскольду себя обнять, похлопать по спине. Аскольд понял доброту друга, оценив ее, хотя прекрасно знал, что Дир не так-то прост и, ежели часто молчит иль соглашается с делами своего предводителя, то только потому, что другого выхода нет. А упрямцем Дир никогда не был, за что и приблизил его к себе черный волох…

И срубили они на окраине Полоцка большой дом с общей городьбой. В доме выделили клети своим приближенным дружинникам и своим наложницам. А вскоре вокруг нового селения и небольшую крепость построили.

Дружина, состоявшая из шестисот ратников, — большей частью это были волохи да немного словен, — дворами своими прижимались к городьбе предводителей. Порознь селиться боялись, помня события недавних лет. И вольготную жизнь вести остерегались, помня и чтя новые заветы: трижды просьбы молвить, трижды суть объявить, трижды за правду ответить, подтвердить невинность свою ожогом пальца, клятву огнем и мечом скрепить.

Поклоняться солнцу, воде, земле, Сварогу и Велесу они привыкли давно. Но за время продолжительной и тревожной жизни у рарогов-русичей волохи постигли еще одну новую веру — веру в белогривого коня. Слове-не тоже чтили священное животное, но не в каждом городе, а тем более селении можно было найти белогривого красавца. И Аскольд дал зарок; как только отобьет у врага белого коня, сделает его священным. И жреца непременно выпросит у Бэрина!

Аскольд невольно вздрогнул, вспомнив страх, пережитый в темной клети в доме верховного жреца рарогов, Столько лет прошло, а он до сих пор помнит все, до единого звука. Помнит, какие чувства испытал, когда в учебном бою «проучил» секирой хвастливого малосилка — этого князька, этого выскочку Рюрика. Помнит, сколько страха натерпелся, когда неожиданно, выйдя до ветру, был схвачен на дворе параситами верховного жреца (и даже Дира не смог, не успел позвать на помощь!). «Ох уж эта самонадеянность! Столько раз подводила она меня, а я… все не научился осторожности… Не подумал ведь тогда, что князек-то неопытен, а вот у жреца его на трех князей мудрости хватит!

…То раннее утро мне никогда не забыть! Заскрежетали массивные замки, открылась одна дверь, и я сквозь две решетки увидел размалеванного жреца солнца и этого князька. Они что-то говорили. Да-да, я точно помню, что-то они говорили, но что? Я молчал, делал вид, что все понимаю, злил их своим упорным молчанием, а сам боялся, что могу проговориться, сказать что-нибудь не то и тем самым выдать себя с головой! О! Этого бы я себе никогда не простил! Да, тогда я выстоял, вымолчал, и Рюрик даровал мне… свободу! Рюрик!.. Рюрик тоже помнит все… Он, видимо, защищал меня перед верховным жрецом. Ну и пусть! У этого князька была своя цель, чтоб спасти меня… А вот Бэрина трудно провести. Этот всех видит насквозь! Ох, как боялся я попадаться ему на глаза! Как делал все, чтобы верховный жрец не прочел в моей душе ни одной моей тайны! Это он, жрец, виноват в том, что я, Аскольд, был почти всегда спокоен, терпелив, а на самом деле в душе моей постоянно горел огонь одной-единственной мечты — оторваться от рарога и жить отдельно. От-дель-но!.. — Аскольд вдохнул полной грудью! — Вот она — сво-бо-да!»