Рюрик и мистика истинной власти - [31]

.

Земная правда воспринималась славянами как неразрывно связанная с небесной, божественной Правдой как ее непосредственное продолжение или проекция на человеческом уровне. Подготовленный при непосредственном участии самого Мефодия «Закон Судный людям», ставший одним из древнейших письменных памятников славянского права эпохи начавшейся христианизации, провозглашает: «Преже всякая правды достойно есть о б(ож) ии правдѣ г(агол) лти»[209]. В международном договоре с Ригой 1284 г. мы читаем: «Аже иметь жялобитися васъ кто на Рижяны или Гѣлмино или кто иныи, и вышлите к намъ, а мы правду дамы по божьи правдѣ»[210]. Хотя оба этих памятника и были составлены уже в христианскую эпоху, тем не менее представления об универсальном вселенском законе, частным случаем которого был человеческий закон, восходят к глубочайшей индоевропейской древности и были обусловлены язычеством, а не новой религией. Детально этот вопрос был мною рассмотрен в исследовании о вселенском законе. Согласно широко распространенному у наших предков убеждению, как внутриобщественные, так и межгосударственные отношения должны были основываться на Правде. В эпоху государственности внешним выражением правды становятся законы, вошедшие в нашу историю под названием Русской Правды. Хоть уже договор Олега с Византией свидетельствует о существовании на Руси достаточно развитого законодательства, тем не менее первый дошедший до наших дней сборник законов связан с именем Ярослава Мудрого. Его сыновья расширили данный сборник, и новгородский летописец так говорит об этом событии: «Правда установлена Рускои земли, егда совокупилъ Изяславъ, Всеволод, Святославъ, Коснячько, Перенѣгъ, Микифоръ Кыянинъ, Чюдинъ Микула»[211]. Уже один этот список имен показывает, что в установлении этого сборника законов принимали участие не только правившие в своих княжествах Рюриковичи, но и их приближенные, не принадлежавшие к княжеской династии. В идеале все общественное устройство нашей земли должно было строиться только на основе Правды, которую люди были готовы отстаивать до конца. Категорически осуждая пролитие крови «бес правды», наши далекие предки всегда были готовы отдать жизнь за этот основополагающий принцип. Так, например, при описании событий 1255 г. новгородский летописец отмечает, что горожане поклялись «како стати всѣмъ, любо живот, любо смерть за правду новгородьскую, за свою отчину» и, верные своему слову, «стоя всь полкъ по 3 дни за свою правду»[212].

Соответственно, и князь мыслился нашими предками как носитель Правды, и это представление сохранилось у них, несмотря даже на смену религии. Уже Иларион прославляет Владимира за то, что тот, возмужав «единодержець бывъ земли своеи, покоривъ подъ ся округъняа страны, овы миромъ, а непокоривыа мечемь, и тако ему въ дни свои живущю и землю свою пасущю правдою, мужьствомъ же и смысломъ», завершая его восхваление следующим образом: «Ты правдою бѣ облѣченъ, крѣпостию препоясанъ, истиною обутъ, смысломъ вѣнчанъ и милостынею яко гривною и утварью златою красуяся»[213]. Как видим, именно Правда стоит на первом месте как основное качество настоящего правителя. Рассказывая о смерти в 1078 г. великого князя Изяслава, летописец отмечал, что умерший был «тѣломъ великъ. незлобливъ нравомъ. криваго ненавидѣ. любя правду. не бѣ в немь лсти»[214]. Сообщая через несколько лет, в 1093 г., о смерти другого великого князя, Всеволода Ярославича, автор ПВЛ вновь отмечает, что и он с юности «любя правду», а отец, выделяя его изо всех остальных сыновей, надеялся, что он получит киевский престол после братьев своих «с правдою а не с насильемь», что и случилось.

Выше мы привели известие о призвании варягов по Лаврентьевской летописи. В Ипатьевской летописи он излагается почти так же, однако там восточные славяне и финно-угры решают «поищемъ сами в собѣ кнѧзѧ. иже бы володѣлъ нами и рѧдилъ. по рѧду по праву»[215]. Очевидно, что эти слова означают желание словен и кривичей найти правителя среди родственных себе племен, близких им по духу, крови и языку, а ими могли быть только западные славяне, но никак не норманны. Первейшая функция призываемого князя в представлении восточных славян заключалась в том, чтобы он «судилъ по праву», праву, как совершенно справедливо подчеркивал С. А. Гедеонов, славянскому. Суд первоначально точно так же был связан с языческой религией. Относящееся к ваграм свидетельство Гельмольда об осуществлении суда в святилище Прове было уже приведено выше. Относительно восточных славян можно привести не только восходящее к индоевропейской эпохе понятие божия суда, но текст заговора, согласно которому суд осуществляется на Алатыре – священном центре мира русских заговоров: «Есть святое море Окиян; во святом море Окияне есть камень Латырь, на камне Латыре есть три брата родимые, три друга сердечные: един судит, другой дела отправляет, третий уроки заговаривает…»[216] Неразрывно связанное с Правдой понятие суда, разумеется праведного, точно так же включало в себя глубокий архаический смысл. Как отмечают В. В. Иванов и В. Н. Топоров, славянское слово