Рыцари свастики - [21]

В статье подробно рассказывалось об уроках Реннтира, на которых в головы учеников вбивались заскорузлые националистические идеи, воспевалась любовь к нацистскому прошлому. Статья заканчивалась вопросом: «Разве все это удивительно, если учесть эсэсовское прошлое самого Реннтира и его нынешние взгляды, изложенные в последнем номере пронацистского журнала «Национ Ойропа»?» Статья называлась: «Наши дети в опасных руках».

В Рансдорфе разразился скандал. Директор библиотеки Шильд заявил, что он забирает сына из школы, где преподает человек с такими убеждениями. Его примеру последовали еще двое родителей. Журналисты, пришедшие к Реннтиру, чтобы взять у него интервью по поводу этих событий, услышали от него лишь одну фразу: «Я нисколько не сожалею об уходе этих учеников из моего класса. Нам нужны настоящие мужчины, а не ноющие хлюпики».

Чужая кровь

Реннтир всегда после уроков торопился домой. Он не раз замечал, что его раздражала малейшая задержка. Если ему приходилось остаться хотя бы на полчаса дольше, у него сразу же портилось настроение, он уходил в себя и нетерпеливо поглядывал на часы. В школе он лишь отбывал время. Нельзя сказать, что работа с детьми не доставляла ему удовлетворения. У него были свои любимые ученики, свои любимые уроки и темы… Но все-таки главное, к чему он стремился, — было дома. Он давно уже понял, что у него в жизни две страсти: его сыновья и политическая деятельность. Реннтир в свое время был ревностным поклонником расовой теории национал-социализма. Чистота крови не была для него понятием абстрактным. Он был глубоко убежден в том, что нордическая раса является самой благородной расой, носительницей тысячелетних европейских культур и древних цивилизаций. Возможно, это убеждение было тем более сильно, что оно покоилось на непоколебимой уверенности в собственной принадлежности к этой лилейно-белой расе чистокровных арийцев. Реннтир навсегда запомнил тот благословенный момент, когда глава приемной медицинской комиссии в школе эсэсовцев, высокий сухопарый полковник медицинской службы, показал на него своим сухим, костлявым указательным пальцем: «Вот прекрасный образец нордической расы. Обратите внимание, господа, на удлиненную форму черепа, узкое лицо с выпуклым затылком. И что еще более характерно: заметьте, этот узкий нос с едва уловимой горбинкой, узкая нижняя челюсть и массивный подбородок. Такое строение черепа свидетельствует о целеустремленности, преданности идеалам, честности и благородстве».

До сих пор помнил Реннтир, как колотилось его сердце в тот момент, когда, окруженный офицерами СС в белых халатах, он стоял в центре круга под их перекрестными взглядами. А чуть поодаль толпились его товарищи по школе, смотревшие на него с нескрываемой завистью. И сердце готово было выскочить из груди, когда он слышал голос полковника: «Господа, я обращаю ваше внимание на характерный признак явной принадлежности к благородной нордической расе — кожа чуть розоватая, с просвечивающими жилками; волосы гладкие, хотя в детстве они могли быть и волнистые, их цвет может колебаться от пепельного и золотистого до темно-русого, как в данном случае. Цвет глаз? Молодой человек, поверните голову к окну. Ну, конечно, голубой. Но допустим и серый. Господа, разве можно усомниться, глядя на это произведение природы, что создавалось оно не вообще, не случайно, а с единственной целью подарить миру представителя великой расы фюреров? Самой природой ему предназначена роль господина и руководителя. Поверьте мне, господа, я семь лет изучал расовую теорию в университетах Берлина, Вены, Страсбурга, проходил практику в клиниках Иоганнесбурга, но мне редко приходилось встречать такой ярко выраженный тип нордической расы. Я рад за вашу школу, господа. Такой череп мог бы украсить любой музей мира, а в вашей школе учится сам его обладатель. Можно только с завистью представить, какое чистокровное германское потомство получится в результате брака такого германца с истинной арийкой!»

Эти слова потом долго не давали покоя Реннтиру. Отныне для него было ясно одно: его брак не мог быть только его личным делом. Он должен был способствовать дальнейшей чистоте нордической расы и германской нации. И Реннтир занялся сложным отбором. Десятки девушек, которые ему нравились, он вынужден был отвергнуть, потому что его не устраивала либо их генеалогия, либо строение черепа. Он выбирал для себя не подругу жизни, а мать будущих сыновей, и он отключил в этом деле голос своего сердца. Только разум, холодный, расчетливый разум имел право решать в этом чрезвычайно тонком и важном вопросе. Высокая миссия улучшения германской породы, которую возложил на себя Реннтир с той памятной для него встречи с полковником медицинской службы, крайне затруднила для него выбор достойной супруги, подходящей по всем расовым нормам. И только в конце войны ему повезло: он попал в расположение одной из эсэсовских школ, где находилась группа молодых девиц из «Гитлерюгенда». Это были краткосрочные курсы медсестер. Вот здесь он и увидел свою Марту, урожденную фон Ветлофф. Она происходила из обедневшего рода прусских юнкеров. Ее отец, старый прусский офицер, погиб в начале войны, оба брата не вернулись с Восточного фронта, мать нашла приют у своей двоюродной сестры недалеко от Кёльна. Марта отвечала всем требованиям Реннтира: это была рослая белокурая девица с развитым бюстом и тренированными ногами. У нее были сильные руки правильной формы. Реннтир не только заметил это, но и почувствовал, когда для себя решил, что выбор сделан. Надо сказать, что он настолько привык считать себя единственным участником в решении этого вопроса, что даже несколько опешил, встретив сопротивление. Но потом они поладили и через два дня отпраздновали помолвку. А на следующий день Реннтир уже получил приказ перебазироваться на Западный фронт. А еще через день он попал в плен к американцам. Как он извелся в плену! При одной мысли, что с Мартой может что-нибудь случиться, ему становилось невмоготу: ведь они даже не были по-настоящему вместе. Марта наотрез отказалась рисковать быть матерью в это страшное время. Оставалось ждать. Ждать, ждать и ждать…