Рыцари Круглого Стола - [66]

Рассказ о том, что сталось дальше с Ренаром, составил бы еще целую книгу, и я отлагаю его до другого раза. Теперь скажу только, что со времени своего бегства Ренар так боялся королевского правосудия, что не решался иначе выходить из своего замка, как переодетый. То скрывался он под шапкою доктора, судьи или купца, под епископскою митрой и кардинальскою шляпой; то сменял он платье врача на придворный костюм; видали его даже в одежде монахинь, простых городских женщин и владетельниц замков. Рассказывают, что побывал он и императором. И во всех этих образах исконный враг Изегрима успел наделать достаточно шуму. Глубокомысленный ли политик с виду, мудрец или философ, был он в душе все тот же изменник и лицемер, тот же враг спокойствия и мира, все тот же предатель, обнаруживавший-таки в конце концов краешек своего рыжего хвоста и со всех сторон подвергавшийся травле. Оттого-то и не смеет он более появляться в народе, и слухи о нем совершенно затихли в нашей французской земле. Ушел ли он за горы или серьезно отказался от мира — ничего не известно. Но если кому-нибудь удастся открыть его убежище, мы покорнейше просим нам о том сообщить, чтобы мы могли бы прибавить к нашей истории новые рассказы о его приключениях.

Фаблио

Английский король и жонглер из Эли

ВОКРУГ ГОСУДАРЯ ВАШЕГО, в его дворце собралось много жонглеров и подлипал. Много знают они всяких хитростей, чародейств и фокусов, и с помощью своего колдовства выдают они правду за ложь, а ложь за правду. Будем молить кроткую благословенную Марию умилосердиться над англичанами, будем молить ее дать вашему государю таких же советников, как этот честный менестрель!

Господа, послушайте немного, и вы услышите очень хороший и забавный рассказ об одном менестреле, странствовавшем по земле, ища чудес и приключений.

Выехал он из Лондона верхом и на одном лугу встретил короля с его свитою. На перевязи, накинутой на шею, у менестреля был барабан, расписанный красками и разукрашенный золотом. Ласково спросил его король:

— Чей ты, веселый жонглер?

А он отвечал ему бесстрашно:

— Государь, я принадлежу своему господину.

— А кто твой господин? — спрашивает король.

— Клянусь, она баронесса.

— Кто она, эта баронесса?

— Государь, она жена моего господина.

— Как зовут тебя?

— Как зовут того, кто меня вырастил.

— А как звали того, кто тебя вырастил?

— Государь, звали его точь-в-точь так, как меня.

— Куда идешь ты?

— Я иду туда.

— Откуда пришел ты?

— Я пришел оттуда.

— Откуда ты родом? Отвечай, не дурачась!

— Государь, я из нашего города.

— Где же стоит твой город?

— Государь, он стоит при реке.

— Скажи добром, как зовут реку?

— Никто не зовет ее, она всегда течет по своей доброй воле, так что никому нет нужды ее звать.

— Все это я знал и без тебя.

— Зачем же спрашиваете о том, что сами хорошо знаете?

— Хорошо, я задам тебе несколько новых вопросов: не продашь ли ты мне своего одра?

— Государь, охотнее, чем отдам даром.

— За сколько отдашь ты мне его?

— За столько, за сколько он будет продан.

— А за сколько ты его продашь?

— За столько, сколько вы мне за него дадите.

— Сколько же я заплачу?

— Столько, сколько я за него получу.

— Молод ли он?

— Да не стар — ни разу не брил еще бороды.

— Хорошо ли он ест, можешь ли ты мне это сказать?

— Да, конечно, прекрасный и добрый государь: в один день он съедает больше овса, чем вы могли бы съесть в целую неделю.

— Хорошо ли пьет он?

— Да, государь, клянусь Св. Леонардом: за один раз выпивает он больше воды, чем вы в целую неделю.

— Хорошо ли и быстро ли он бежит^?

— Об этом нечего и спрашивать: не успею я выехать на улицу, как уже голова его опередила хвост.

— Скажи же, друг, покойна ли у него походка?

— По правде сказать, государь, лежа в своей постели, человек скорее может надеяться на покой, чем верхом на моем коне.

— Скажи же мне теперь, вполне ли здорова у него печень и нет ли у него других каких болезней?

— По чести, государь, он никогда не жаловался на свои немощи ни мне, ни кому-либо другому.

— Милый друг! Каковы-то у него ноги? Испробовал ли ты их?

— Я никогда не пробовал их, — отвечал жонглер, — и совсем не знаю их вкуса.

— Смел ли он и отважен?

— О, он совсем не боится смерти. Попади он только в овин, ему и горюшка нет: там не знает он страха ни днем, ни ночью.

— Скажи мне, хорош ли у него язык?

— Да, я думаю, лучшего не найдется отсюда до Лиона на Роне: никогда еще не произносил он ни лжи, ни злословия.

— Отвечай же прямо, жонглер, из какой ты земли?

— Разве вы гончар, государь, что спрашиваете меня об этом? Что за дело вам до того, из какой я земли, — уж не думаете ли вы начать лепить из меня горшки?

— Какой черт обуял тебя, что отвечаешь мне все навыворот? Я не слыхивал еще о таких сорванцах! Скажи же мне, что у вас за свычаи и обычаи?

— Товарищей нас немало, и таковы мы ребята, что охотно едим всюду, где нас приглашают, но еще охотнее там, где плохо лежит. Мы не жадны и не падки на деньги и охотно проедим в один день все, что удастся заработать в месяц.

Засмеялся король и сказал:

— Хорошо, вижу я, какие у вас свычаи и обычаи, — ничего не стоят они: проводите вы жизнь в безумии и грехе.

— Да, государь. Наша жизнь полна греха, но лучше уж проводить ее так, как мы, чем стеснять себя чем-нибудь, — все равно никому не угодишь: если вы простой, разумный человек, вас назовут плутом; если вы говорите охотно и часто, вас будут считать болтуном; если вы смеетесь добродушно, вас считают младенцем; если вы смеетесь часто, вас называют глупым; если вы богатый рыцарь и избегаете турниров, все скажут, что вы не стоите и гнилого яблока; если вы смелы и храбры, но бедны, вас осудят за вашу бедность; если вы могущественны и богаты, все скажут: «Черт возьми, откуда он все это взял?» Если вы бедны и вам нечем жить, каждый скажет, что это потому, что вы расточительны и много пьете вина; если вы продаете вашу землю: «Черт возьми, стоило ли наделять его землею?» Если же вы скупаете земли, все закричат: «Вот, ненасытный!» Так что, что бы вы ни делали, — всегда найдут, что сказать против вас.