Рыцари Дикого поля - [46]

Поняв, что теперь он здесь действительно лишний, де Ворнасьен довольно решительно поднялся и, тяжело, неуклюже ступая распухшими ногами, направился к выходу.

— Я лишь хотел оговорить с вами, князь, самый важный и, я бы сказал, щепетильный вопрос, — подал он голос уже от двери.

— Слушаю вас, граф.

— По условиям договора о продаже, я продолжаю жить здесь до того момента, пока Господь не соизволит обратиться ко мне со словами: «Приди ко мне! На земле ты свое отмучился».

— Не сомневайтесь, граф, что это условие будет выдержано. Как вы понимаете, мои визиты во дворец будут очень короткими и необременительными, — заверил его полковник, все еще не осознавая себя владельцем этого дворца.

— Если бы я могла, — проводила Диана взглядом графа де Ворнасьена, — я бы покупала для тебя по дому в каждом городке, каждой деревушке Франции. С одной-единственной надеждой — что когда-нибудь где-нибудь да объявишься. Хоть на один день.

— А ты не опасаешься, что однажды застанешь в этом дворце женщину, которая назовет себя моей супругой.

— Что-то я не припоминаю, чтобы сообщение о моем замужестве повергло вас в самоубийственное уныние, — вежливо, но с нескрываемой местью, напомнила ему Диана.

— Мне пришлось уважать ваши чувства и ваше решение.

— Чувства оставим в покое, остановимся на решении. Тем более что вы прекрасно знаете: супруга из меня никакая. Только не вздумайте сказать, что и любовница я тоже «никакая».

— Так грешить против истины я не осмелюсь, — искренне заверил ее степной князь. — Тем более что для меня вы не только любовница, но и любимая.

— А посему признайте, что мое решение стать женой будущего первого министра оказалось благоразумным.

— Скрепя сердце признаю.

— Однако речь сейчас не обо мне. Вы, князь, спросили, не опасаюсь ли я однажды встретить в этом дворце вашу супругу. Поверьте, я опасаюсь, что так никогда и не наткнусь на нее. Поэтому мой вам совет, полковник: вспомните о Власте. Как можно скорее вспомните о той, которая способна родить вам наследников и всегда оставаться хранительницей вашего очага.

30

Бой длился бесконечно долго, и много раз полковнику казалось, что вот-вот он станет для него последним. Враги появлялись ниоткуда, пули пролетали на волосинку от виска, а всяк обнажавший клинок представал перед ним в образе прекрасного фехтовальщика.

— Вы и есть тот самый князь Гяур?

— Был бы признателен, если бы вы сумели убедить меня в этом.

Князь сидел, прислонившись спиной к стене, напротив высаженного окна и тянулся взглядом к освещенному ярким солнцем небу. Весь зал и все прилегающие к нему комнаты были устланы окровавленными телами его солдат и врагов, ближайший из которых почти прикасался шлемом к подошвам сапог полковника. И гонцу, с трудом разыскавшему Гяура, показалось, что полковник остался единственным живым человеком посреди огромного поля брани, после вселенского побоища.

— Прошу прощения, господин, — с подчеркнутым уважением проговорил капитан, удивленно осматривая окровавленный, растерзанный зал, который помнил не только звон клинков, но и хранил следы ядер. — Но мне хотелось бы знать точно. Дело в том, что я прибыл из ставки главнокомандующего. Капитан де Пловермель, с вашего позволения.

— В таком случае можете не сомневаться, — прошелся пальцами по лицу князь, не замечая, что пальцы его окровавлены и оставляют багровый след на щеках. Нет, рука была цела, просто с последним из испанцев, который с покорностью побежденного припадал сейчас к его ногам, полковник схватился врукопашную, когда тот уже был ранен, а сам Гяур оказался без сабли. — Присаживайтесь, капитан, если присмотрите себе местечко. Я — полковник Гяур, командир отряда иностранных наемников.

— Славно же вы здесь потрудились, господин полковник. Мне уже не раз приходилось слышать о том, как сражается ваш полк, но то, что я вижу…

— Эту загородную виллу мы взяли штурмом как раз к вашему прибытию. Старались, как видите, — добродушно улыбнулся Гяур.

— Князь! — остановил у окна своего разгоряченного, раненного в шею коня ротмистр Хозар. — Что с тобой, князь?! Ты жив?!

— Капитан утверждает, что жив! — только теперь приподнялся Гяур. — Собери оставшихся воинов. Посмотри, сколько их. Займись ранеными.

— Хвала Перуну! Сейчас пришлю к тебе Улича.

— В этом нет необходимости. Это чужая кровь. Так слушаю вас, капитан, — опираясь рукой о стену, с трудом выпрямлялся Гяур. Когда у самой виллы под ним упал сраженный пулей конь, то, вылетая из седла, полковник поранил себе обе коленки. В горячке боя он этого не замечал. Но теперь резкая боль в суставах буквально парализовала его ноги.

— Я прибыл, чтобы сообщить, что главнокомандующий вызывает вас к себе в ставку.

— В связи с чем, вы, конечно, не знаете.

— Нет, конечно, адъютант главнокомандующего обычно избегает каких-либо объяснений.

— И где же она теперь находится, эта ставка?

— Недалеко отсюда. В замке Шарлевиль, в двух милях отсюда в сторону Арраса.

Переступая через последнего убитого им испанца, Гяур заметил, как тот конвульсивно вскинулся всем телом, словно хотел задержать его, считая, что поединок все еще не закончен. Этот кабальеро пытался проткнуть его, уже обезоруженного, шпагой, однако полковник сумел пропустить клинок мимо себя, разоружить испанца и, прижав к стене, задушить.