Рыцари Дикого поля - [3]

», они являлись рыцарями-крестоносцами в полном смысле этого слова — «по гроб жизни». Характерно в этом смысле обычное воззвание, с которым запорожцы обращались перед походом на татар или турок к рассеянным по расположенным вокруг Сечи селам женатым козакам-«гнездюкам» («вассалам» Запорожского Ордена^{26}): «Кто хочет за Христианскую веру быть посаженным на кол, кто хочет быть четвертован, колесован, кто готов принять всякие муки за Святой Крест, кто не боится смерти, приставай к нам!». Как видим, это не сборы корсаров, а прежде всего поход в защиту Веры.^{27} Те немногие, кому выпадало редкое счастье не «сложить буйную голову на копье бусурманское» в «Диком поле», «земле незнаемой» нашего славного «Слова о полку Игореве», и впрямь уходили в монастырь, в «святую браму», как об этом повествуется в многочисленных козацких «думах»^{28}. Так и престарелые рыцари-монахи Запада доживали свой век в инфирмериях (богадельнях) своих крепостей-монастырей. Как известно, католические рыцари-монахи отважно сражались с врагами Христианства не только на суше, но и на море. Флот военно-духовного Тевтонского Ордена очистил Балтийское море от пиратских шаек «витальеров» («виталийских братьев» или «ликеделеров») и в 1396 г. уничтожил главное разбойничье гнездо — г. Висби на о. Готланд. Флот рыцарей-иоаннитов, именовавшихся в разные периоды своей истории также «кипрскими», «родосскими» и «мальтийскими рыцарями», был грозой мусульманских корсаров Средиземноморья, главным образом турок-османов, отправив на дно морское за несколько столетий бесчисленное множество турецких кораблей и покрыв себя неувядаемой славой в морской битве при Лепанто^{29}, где был сломан становой хребет турецкого могущества в Средиземноморье. Запорожские козаки также отважно бились с турками на море. На своих юрких многовесельных лодках-«чайках»^{30}, прямых преемницах однодеревок-«моноксилов» древнерусских князей Олега Вещего, Игоря Старого, Святослава Игоревича и Владимира Святого, запорожцы захватывали многопушечные турецкие корабли-«катарги»^{31} и не раз, по выражению Н.В. Гоголя, «шарпали» берега захваченной пришедшими из глубин Азии турками древней христианской земли Анатолии, являвшейся некогда сердцем православной Византийской Империи. Любопытно, что сами запорожцы, по описаниям современников-западноевропейцев, охотно называли себя «мальтийс кими кавалерами» и носили на шее восьмиконечные мальтийские крестики с «ласточкиными хвостами» на концах, символизировавшими восемь категорий блаженных из Нагорной проповеди Спасителя^{32}. Разумеется, запорожцы могли заимствовать мальтийские кресты не только напрямую у рыцарей Мальтийского Ордена, но и опосредованно, через воинов польско-русско-литовской Речи Посполитой. Дело в том, что отборные войска этого государства, чьими подданными, а вернее — союзниками, на протяжении столетий являлись козаки, тяжеловооруженные гусарские и панцирные хоругви, состояли из рыцарей, украшавших свои кирасы и флюгера (флажки) на копьях «кавалерскими» мальтийскими крестами^{33}. Сходство с символикой Мальтийского Ордена усиливалось еще и за счет одинаковой — красно-белой — цветовой гаммы. Не случайным в этой связи представляется и тот факт, что все основные ордена Речи Посполитой — Святого Станислава, Белого Орла и «За военные заслуги» («Виртути милитари») представляют собой в основе мальтийские кресты. Это говорит о том, что все воинское сословие этого пограничного с миром воинствующего ислама христианско го славянского государства, в котором находилось крупнейшее в Европе Приорство Державного Ордена рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, Родоса и Мальты (Мальтийского Ордена) — Острожский майорат — в целом воспринимало себя в качестве братства рыцарей-крестоносцев, «поборающих на поганых» и служащих щитом Европы от воинствующего ислама. Поэтому не удивительно, что и запорожское козачество, православное «лыцарство», на протяжении столетий являвшееся неотъемлемой составной частью воинского сословия Речи Посполитой, привыкло считать эти «крестоносные» духовные ценности своими^{34}. Положение изменилось лишь в начале XVII в., при польском короле Сигизмунде III Вазе — фанатичном католике и выученике иезуитов, заклятых врагов Православия (и Мальтийского Ордена!), вознамерившихся помочь Ватикану (между прочим, всегда стремившемуся подчинить своему влиянию козаков и мальтийских рыцарей — причем эти попытки долго оставались безуспешными!) насильственно окатоличить все население Речи Посполитой (считавшейся дотоле, по сравнению с другими современными европейскими государствами, настолько веротерпимой страной, что ее даже прозвали «убежищем для еретиков»^{35}!) с целью последующего использования ее огромных материальных и людских ресурсов в целях Контрреформации.^{36} Изменилось, кстати, самым роковым образом — в конечном итоге, как для самой Речи Посполитой, так и для козачества в его традиционной форме существования^{37}!