Рыцари былого и грядущего. Том 3 - [7]

Командор де Ливрон поискал глазами маршала де Кинси и, не обнаружив его среди живых, скомандовал: «Отходим в цитадель».

***

Анри получил лишь две незначительные раны: рассекли кожу на голове и, проколов кольчугу, задели бок. Он сам себя перебинтовал и больше не вспоминал о ранах, потому что не чувствовал боли. Юный рыцарь испытывал такой прилив энергии, какого не знал никогда в жизни. Он получил, наконец, настоящее боевое крещение в серьёзной схватке. Теперь он тамплиер не только по названию.

С первой же минуты боя он почувствовал себя в родной стихии, всё было так, как он себе и представлял. Это редко случается, то, о чём долго мечтаешь, когда приходит, обычно оказывается не таким, как о нём думал. Однако, чувствительность Анри позволила ему по рассказам бывалых рыцарей и по собственному незначительному опыту довольно точно воспроизвести в душе подлинную атмосферу реального боя.

Юноша многое чувствовал наперёд. Что же он чувствовал теперь? Это конец — безнадёжный и бесповоротный. Но на душе у него было даже лучше, чем в начале похода. Окончательный крах их предприятия не отозвался в нём трагедией. Он, напротив, чувствовал близость выхода на новую дорогу, которая всё прояснит.

Рыцари собрались в самом большом помещении цитадели. Их осталось на ногах не больше 50-и, и всё–таки здесь было очень тесно. Изо всех углов неслись выкрики: «Сделаем вылазку и сбросим их в море», «Отобьёмся, устоим, еды здесь достаточно», «Скоро подойдёт подкрепление с Кипра, сарацинам конец». Анри было неловко наблюдать за этими припадками оптимизма. Конечно, хорошо, что ребята держаться, не теряют присутствия духа, но они обманывают себя, не хотят посмотреть правде в глаза, а это уже плохо. От оптимизма, построенного на самообмане, в одну минуту ничего не останется. Почему мальчишка 19-и лет понимал это лучше, чем поседевшие в боях тамплиеры? Ему и самому это было странно, но он умел чувствовать правду и безошибочно определял фальшь.

Наконец раздался звучный голос де Ливрона:

— Кто–нибудь видел, что случилось с маршалом де Кинси?

Ему ответили сразу несколько голосов:

— Маршал получил удар в горло.

— Я тоже это видел.

— Маршал мёртв. С такими ранами не живут.

Де Ливрон продолжил:

— Мы должны решить, кто примет командование.

— Уж только не ты, де Ливрон, — раздражённо буркнул командор Гуго д’Эмпуриас.

— А разве я претендую? — усмехнулся Арман.

— Да уж видно, что претендуешь, — не унимался д’Эмпуриас. — Но тебе никто не доверится. Ты вообще больше похож на сарацина, чем на тамплиера.

— Ах, милый Гуго, сказал бы я тебе, на кого похож ты, но не хочу отвлекать на пустяки внимание благородных братьев, — Арман насмешливо, иронично и весело посмотрел на спорщика.

Гуго почему–то смутился под этим весёлым взглядом, но Арман явно не желал продолжать перепалку. Неловкую паузу разрядил выкрик:

— Главным должен быть командор Гуго д’Эмпуриас.

Это предложение поддержали несколько голосов, очень неуверенных, но других предложений не последовало.

— Я не хочу командовать, — важно начал Гуго. — Мне это не надо. Но если братья доверяют мне…

— Доверяем, — опять раздалось несколько неуверенных голосов, и ни одного возражения.

— Тогда я буду вынужден временно принять на себя обязанности маршала, неожиданно окрепшим голосом заключил Гуго. — И вот что я вам скажу. Сейчас никаких решений принимать не будем. Всем отдыхать. Поутру сарацины, вероятнее всего, предложат переговоры. Послушаем, что они скажут, и тогда подумаем.

Анри не проронил ни звука. Он чувствовал, к чему всё идёт, но так же, как и де Ливрон, не желал этому препятствовать.

***

Рано утром дозорные доложили, что под стенами цитадели — сарацинское посольство, прибывшее для переговоров. Все рыцари вышли на стены.

— Доблестных тамплиеров приветствует эмир Измаил, — на чистом лингва–франка крикнул разодетый в шелка мамелюк.

— И мы приветствуем тебя, Гийом, — крикнул де Ливрон «эмиру Измаилу». — Хорошо ли идут дела у султана? Здоровы ли его жёны?

— Хвала Аллаху, — рассмеялся Гийом — Измаил. — Дела султана так же прекрасны, как и его жёны. А ты всё такой же насмешник, Арман?

— Я неисправим, ты же знаешь.

— Конечно знаю, Арман. У нас ещё будет время обо всём поговорить. Пошутим, посмеёмся, вспомним старые добрые времена. Я ведь пришёл с предложением мира.

— Каковы условия сдачи? — неожиданно грубо крикнул Гуго д’Эмпуриас.

— О, Гуго! И ты здесь? Как приятно вести переговоры с друзьями! Условия — самые почётные. Вы покидаете цитадель при оружии и со знаменами, мы доставляем вас в любую христианскую страну на наших кораблях. Только не на Кипр, конечно, нас там не любят, — рассмеялся «эмир Измаил». — Хотите — в Армению? Вас там хорошо встретят.

— Какие гарантии? — опять нарочито грубо крикнул д’Эмпуриас.

— Спускайся, Гуго, поговорим. Зачем будем глотки надрывать? Спускайтесь вместе с Арманом.

Д’Эмпуриас зло глянул на де Ливрона, стоявшего на стене неподалёку от него. Арман смиренным голосом проговорил: «Не считаю себя достойным присутствовать при разговоре двух эмиров» и церемонно поклонился. Гуго заметно побледнел и стиснул зубы, но не сказал ни слова и сразу же размашистыми шагами удалился — пошёл на переговоры.