Рыцари былого и грядущего. Том 3 - [3]

Отец так никогда и не простил себе того, что не погиб в Акре в 1291 году, находясь тогда на Кипре. Он часто кричал во сне: «Все — к башне святого Николая!.. Магистр тамплиеров пал… не отступать… не отдавать башню…». И другое в том же роде. Анри всегда просыпался при первых же ночных выкриках отца и не позволял себе спать, пока отец не успокаивался. Как–то он спросил отца:

— Тамплиеры были лучшими рыцарями Святой Земли?

— Да, сынок, они были лучшими. Стать настоящим тамплиером очень трудно, но для рыцаря нет чести выше. Я, например, никогда не считал себя достойным этой чести.

— Что надо сделать, чтобы стать тамплиером?

— Отдать всю свою душу без остатка Христу и Святой Земле. Ты хочешь вступить в Орден Храма?

— Ни о чём другом и думать не могу.

— Я поговорю с моим другом Арманом. Он — настоящий тамплиер, он испытает тебя.

В 13 лет Анри стал послушником Ордена, в 16 — сержантом. Его душа никогда не знала никаких желаний и стремлений, кроме освобождения Святой Земли. Наконец свершилось: осенью 1300 года Орден Храма приступил к подготовке экспедиции на Святую Землю. Восемнадцатилетнего сержанта Анри де Монтобана сразу же посвятили в рыцари.

И вот он в белом плаще с красным крестом стоит на песчаном берегу Руада и пытается увидеть Святую Землю. И душа его наполнена тоской. Что же не так? Де Ливрон по большому счёту не сказал ничего страшного. Просто Анри всю жизнь готовил себя к бою, а не к политическим интригам, слушать о которым было неприятно, но ведь он же понимает, что политика тоже нужна. Островок этот жалок и убог, но ведь это лишь порог Святой Земли, всё самое главное — впереди. Так что же всё–таки не так? Постепенно Анри понял, что гнетёт его душу. Он не чувствует в их крестоносном воинстве энергии священного порыва, он не видит в братьях–крестоносцах подлинного христианского воодушевления. В их глазах нет мечты о Святой Земле. Все такие деловитые, как будто пришли на рынок за овощами. А может так и надо? Война — работа, и делать её надо спокойно и хладнокровно. Но есть ли тогда на войне место таким мечтателям, как он?

***

Пришла ночь, Анри сам напросился в дозор. Спать ему совершенно не хотелось, к тому же дозорный уже выполняет боевую задачу, к чему он с таким нетерпением стремился. Что если на Руад ночью тихо и незаметно высадится сарацинский десант, и враги начнут резать сонных крестоносцев? Если Анри уснёт в дозоре, это вполне может случится, но Анри не уснёт. Неторопливыми шагами он мерил доверенную ему полоску берега и до боли в глазах всматривался в темноту, пытаясь уловить в ней намёк на движение. Не думал, что это так утомительно. Все крупные камни на берегу пересчитаны уже по многу раз, осталось лишь пересчитать каждую песчинку. Что это? Один из камней, кажется, изменил расположение. От усталости мерещится начинает? Но лучше проверить.

Проверять не пришлось, «камень» встал в полный рост и, обернувшись сарацином, тут же обнажил саблю и бросился на Анри. Рыцарь мгновенно выхватил меч и успешно отбил несколько первых ударов. Учителя всегда хвалили его реакцию, теперь похвалят бдительность, когда он принесёт им голову этого сарацина. Анри сделал несколько выпадов, но сарацин их так же отбил. Проверив друг у друга надёжность обороны, противники теперь кружились, словно в боевом танце. Ни один из них не имел склонности без толку размахивать заточенным железом, лёгкие намёки на возможные движения были способом найти слабое место противника и воспользоваться им на раз. Анри не проронил ни звука, сарацин что–то шептал на своём сарацинском наречии. Наконец, рыцарь сделал выпад, как ему казалось, идеально рассчитанный, и… непостижимым образом тут же оказался лицом в песке, а на спину ему давила тяжёлая нога. «Господи, прими мою душу», — легко прошептал Анри и приготовился принять смертельный удар. «Рано, сынок, успеешь ещё умереть», — так же легко прошептал у него над ухом голос Армана де Ливрона.

Нога исчезла с его спины. Анри перевернулся на спину и сел на песке. Ему показалось, что он сошёл с ума. Лицо, которое он видел перед собой, являло нечто среднее между лицом Амана и сарацина–противника.

— Да я это, я, — усмехнулся де Ливрон. — Извини за маскарад.

— Зачем вы так, мессир?

— А как вас ещё учить, желторотых? За бдительность хвалю, и реакция у тебя отменная, некоторые удары тоже были весьма недурными. Но будь я настоящим сарацином, ты был бы уже мёртв, хотя не это главное. Главное в том, что тот сарацин беспрепятственно проник бы в лагерь, и вряд ли он сделал бы это в одиночку. По твоей вине сейчас уже резали бы сонных рыцарей. Ты понял, в чём твоя главная ошибка?

— Не подал сигнал тревоги…

— Вот именно. Решил доблесть свою показать, в одиночку с противником управиться. Да ты пока ещё никто против сарацина с реальным боевым опытом.

— Виноват… Значит, вы специально переоделись сарацином, чтобы меня проверить?

— Слишком много было бы чести для тебя. Мы решили послать на материк разведку, посмотреть, что там, да как. Вот я и принял ради этого вражье обличье, а так же не отказал себе в удовольствии детишек попугать.

— Но голос, мессир… Я слышал голос настоящего сарацина.