Рыцари былого и грядущего. Том 1 - [186]

Храмовники считали себя реально ответственными за всё, что происходит на территории всей Франции. Кажется, они создали само понятие продовольственной безопасности. В особо плодородных областях были построены специальные хранилища для зерна, которое отправлялось в те районы, где случался недород. В одном из командорств во время недорода за одну неделю подаяние получили более 10-и тысяч человек.

А вот это уже настоящая социальная революция. Тамплиеры сконструировали некий новый сверхсоциум, реально контролируя территорию, существенно превышавшую грандиозные размеры империи Карла Великого, причём, понимая этот контроль не как право подавлять, а как обязанность защищать. Если до тамплиеров крестьяне из соседней деревни, принадлежавшей другому барону, были уже «чужими», то храмовники вообще устранили понятие «чужой» с просторов христианской Ойкумены, чего не было и при Карле Великом.

Если вспомнить Римскую империю, постепенно даровавшую гражданство всем проживавшим на её территории, то там понятие «свой» совершенно не имело духовного измерения. Римский гражданин был «свой» постольку, поскольку подчинялся Риму. Для тамплиеров «свой» — это христианин, то есть человек, подчиняющийся Христу, а не Ордену.

Храмовники поставили богатство на службу неимущим, постепенно изобретая всё новые технические способы сделать своё социальное служение максимально эффективным. Что получал Орден, создавая продовольственные резервы и перебрасывая ресурсы из одной провинции в другую? Ничего, кроме убытков. Выигрывал мир, то есть люди, не имевшие к Ордену никакого отношения. Христианский мир в эпоху тамплиеров забыл о том, что такое массовый повальный голод. Кажется, Европа только от тамплиеров и узнала, что она — Европа.

* * *

Сиверцев и Лоуренс сидели в шикарных апартаментах последнего в Гондерском замке за массивным дубовым столом. Сэр Эдвард мечтательно склонил голову, подперев её рукой, и блаженно улыбнулся, глядя на Андрея, который вдруг увидел перед собой мальчишку-романтика. Взгляд сурового британца стал совершенно детским и простодушным. Кажется, именно это и был настоящий Лоуренс: доверчивый, ранимый, влюбчивый ребёнок. Впрочем, Андрей понимал, что неприступный и непреклонный, суровый до жестокости и надменный британский рыцарь — это тоже настоящий Лоуренс. Сэр Эдвард тем временем мечтательно протянул:

— А не выпить ли нам, мой русский друг, по бутылочке доброго кипрского вина?

— Благородный рыцарь оказал мне большую честь таким предложением, — в тон британцу ответил Андрей, и сэр Эдвард в ответ улыбнулся понимающе и благодарно, оценив восприимчивость русского офицера к чисто британской тональности. Он извлёк из бара две массивных бутылки и, любовно глянув на них, сказал:

— Благороднейший напиток. Из наших подвалов на Кипре. И не случайно это вино носит славное имя «Коммандория». Его до сих пор производят по той технологии, которую внедрили ещё средневековые тамплиеры.

Андрей попробовал вино. Вкус был очень непривычен. Не сказать, что ему очень понравилось. Он подумал о том, что в дорогих винах надо разбираться, а тому, кто вырос на дешёвых портвейнах, тонкие оттенки вкуса вряд ли могут сразу же стать доступны. «Вот это и есть Орден, — подумал Андрей, — рыцари могут пить простую воду, но дешёвое, бездарное вино — никогда. Здесь скорее вообще откажутся от вина». Надо было хоть что-то сказать Лоуренсу. Андрей нашёлся:

— Неужели именно такое вино и пили средневековые тамплиеры?

— Такое. Когда оно у них было.

— А у французов даже поговорка есть: «Пьёт, как тамплиер».

— Ну не без этого. Хотя твои французы вечно всё преувеличат. Русские ведь любят французов и не очень жалуют нас, британцев. Без обид, мой друг, — Лоуренс успокаивающе махнул рукой в ответ на желание Андрея возразить. — И русские, и французы порывисты, восторженны, склонны к преувеличениям. Британцы более закрыты, «застёгнуты на все пуговицы», хотя тоже любят иногда «ослабить галстук».

— Значит, тамплиерское пьянство — миф?

— Если бы я тебе сказал, что профессиональные вояки после жестоких битв, после неимоверных страданий в пустыне не любили порою выпить, ты поверил бы? Да выпивали, конечно, а порою и крепко, при этом не сильно прятались от окружающих, потому что полагали себя имеющими моральное право расслабиться. Тамплиеры были лишены большинства мирских удовольствий, а вино в Ордене не было запрещено, поэтому иногда возникало желание скомпенсировать бесчисленные орденские ограничения лишним стаканчиком. Как-то надо было снимать регулярные стрессы.

— А мне казалось, что молитва — лучший антидепрессант.

— Тебе не казалось. Это так. Но ведь ты же не стал святым, едва попав в Орден. И тысячи средневековых тамплиеров тоже не были все как один святыми. Понятно, что Орден состоял из людей с разным уровнем духовного развития. Одни предпочитали лишний часок помолится, а другие — опрокинуть лишний стаканчик. Это естественный зазор между идеалом и реальностью. Мне вполне симпатична способность русских и французов приходить в восхищение при встрече с идеалом. Надо уметь восхищаться. Англичанам, реалистам и прагматикам, порою недостаёт этой способности, но мы зато и не погружаемся в бездну разочарования, едва увидев, что наш «идеал» идёт по улице пьяный, как сапожник. А если французам удавалось хотя бы изредка увидеть пьяного тамплиера, так сапожник в качестве сравнительного образа тот час получал отставку и они говорили: «Пьяный, как тамплиер». Ну давай опрокинем ещё по стаканчику за здоровье будущего великого магистра Андрея Сиверцева. Да что же вы залпом-то пьёте, господин офицер? Это же такое вино. Как можно его — залпом?