Рыцарь в сверкающих доспехах - [111]

– Я… я не знаю…

– Что сказал один герцог другому?

Люси удивленно приоткрыла рот.

– «Это была не леди, а моя жена».

Люси потрясенно охнула, но тут же захихикала.

– Где сидит трехсотфунтовая канарейка? – продолжала Даглесс и, помедлив, пояснила: – Да где захочет.

Люси рассмеялась еще громче.

– Пойдет, – решила Даглесс. – У тебя все получится. А теперь давай составим план. Когда начнем репетировать? И никаких отговорок. Помни, ты богатая наследница, а леди Холлет у тебя служит.

К тому времени как Даглесс вернулась домой, солнце уже взошло. Она вполне сознавала, что многим в доме известно, чем она занимается каждое утро, поскольку здесь ничего нельзя было утаить. Но все вежливо воздерживались от расспросов.

По утрам леди Маргарет бывала слишком занята, чтобы требовать развлечений, поэтому Даглесс побрела в сад и вскоре уже чертила палочкой на песке алфавит для троих ребятишек, работавших на кухне. Не успела она оглянуться, как настало время обеда. Ни Кит, ни Николас к столу не явились. Даглесс дала себе слово, что после обеда непременно поищет Николаса и снова попытается с ним поговорить. Хорошо еще, что Кит не успел показать брату тайник в Белвуде, и, значит, следующие несколько дней можно спать спокойно: Кит не погибнет.

Даглесс с улыбкой встала из-за стола и пошла за Гонорией, пообещавшей еще раз показать ей, как плести кружева из льняных ниток. Сама Гонория плела чудесную манжету с именем Даглесс, окруженным странными птичками и животными.

Склоняясь над работой, Даглесс ощущала покой и довольство. Она сумеет помочь Люси, а вчера Николас что-то вспомнил о своем пребывании в двадцатом веке.

Она то и дело поглядывала на сверкающий на большом пальце изумруд. Нет никакого сомнения, скоро к нему вернется память, и она добьется того, чего не сумела достичь в тот раз.

Глава 27

Голова Николаса раскалывалась, да и на ногах он держался не слишком твердо. Он так и не спал всю ночь, поэтому видения больше его не преследовали, зато с самого утра в ушах продолжал звучать голос женщины.

«Что, если ты ошибаешься?» – повторяла она.

Ошибается? Но в чем? В том, что считает ее ведьмой? И те видения, которые она вложила ему в голову, – неоспоримое доказательство его правоты.

Так и не придя в себя, он спустился вниз, чтобы потренироваться на шпагах со своими людьми. Он едва не прикончил первого же противника, яростно орудуя шпагой и не обращая внимания на растерянный вид рыцаря. Обычно он не был так агрессивен, но сегодня ничего не видел от головной боли и застилавшей глаза ярости. И поэтому нападал снова и снова. Рыцарь, опустив шпагу, поспешно отступил.

– Сэр? – удивленно пробормотал он.

– Ты собираешься драться, как мужчина, или нет? – взревел Николас, кидаясь в бой. Может, если он доведет себя до изнеможения, голос, звучавший в ушах, стихнет, а стоящее перед глазами лицо женщины померкнет.

Он успел измотать троих противников, прежде чем четвертый, только вступивший в поединок, вывел его из строя. Николас прыгнул вправо, вместо того чтобы переместиться влево, и шпага рыцаря пронзила левое предплечье, почти дойдя до кости. И пока Николас тупо пялился на свою окровавленную руку, перед ним снова возникла картина.

На этот раз все было по-другому: вместо того чтобы видеть сон, он сам оказался его участником.

Он шел рядом с рыжеволосой женщиной по странной улице. Они остановились перед зданием со стеклянными окнами, окнами, о существовании которых он даже не подозревал. Рядом проехала большая уродливая металлическая телега на колесах, но он и не пытался ее рассмотреть. Вместо этого ему не терпелось рассказать женщине, каким образом он получил этот шрам. Да-да, он утверждал, что его ранили в тот день, когда утонул Кит.

Видение пропало так же внезапно, как и появилось. Придя в себя, он обнаружил, что лежит на земле. Вокруг столпились встревоженные рыцари, а один из них пытается остановить кровь.

Но у Николаса не было времени поддаваться боли.

– Оседлайте двух коней, – спокойно велел он. – Одного под дамским седлом.

– Коней? Вы хотите куда-то ехать с женщиной? Но, милорд, ваша рука…

Николас устремил на него ледяной взор:

– Для леди Монтгомери. Она…

– Но она едва держится в седле, – презрительно бросил другой.

Николас неуклюже, опираясь на кого-то, поднялся с земли.

– Перевяжите меня, чтобы остановить кровь, а потом оседлайте двух коней – мужскими седлами. И побыстрее. Не тратьте времени зря, – тихо, но властно приказал он.

– Привести женщину? – спросил рыцарь.

Николас терпеливо выждал, пока ему туго затянут рану чистой тряпкой, и посмотрел на окна дома.

– Она придет, – уверенно бросил он. – Вот увидите. Она сама придет.

Тем временем Даглесс, не прерывая работы, слушала пикантную историю о том, как одна дама пыталась завлечь в постель мужа подруги. Она так увлеклась, что только охнула, когда яростная жгучая боль внезапно пронзила предплечье. Даглесс от неожиданности упала с табурета и с грохотом приземлилась на пол.

– Моя рука! Кто-то ранил меня в руку! – причитала она, горько плача.

Гонория вскочила и, подбежав к Даглесс, встала перед ней на колени.

– Растирайте ей ладони. Не дайте лишиться чувств, – командовала она, поспешно развязывая и спуская рукав Даглесс. Девушка стонала все громче. Гонория, встревоженно хмурясь, отвела руку Даглесс от груди и подняла полотняный рукав блузы. На первый взгляд все было в полном порядке. Даже кожа не покраснела! – Я ничего не вижу, – испуганно пробормотала Гонория. Даглесс ей нравилась, но уж больно странно себя вела. Сэр Николас обвинил ее в ведьмовстве. Может, эта боль и есть признак ее дурных намерений?