Рыцарь прерий - [13]

– Джеффри, – добавил он.

– Д'Арбанвиль Джеффри? – переспросила Джульетта и поморщилась: настолько резким ей показалось собственное произношение.

Казалось, он ничего не заметил, а только ослепительно улыбнулся и отрицательно помахал рукой.

– Джеффри д'Арбанвиль?

Гость наклонил голову в ее сторону и сделал полупоклон, не спуская с нее глаз. И здесь, в пропыленном старом сарае, где вокруг жужжали мухи, а в углу был свален навоз мулов, перемешанный с соломой, вдова Уолберн вдруг ни с того ни с сего ощутила себя балованной юной аристократкой-итальянкой, принимающей ухаживания от запретного для нее Ромео.

Джульетте не понравилось, нисколько не понравилось нахлынувшее на нее смущение, из-за которого она одной рукой начала приглаживать складки своего наряда, а другой – густые пряди, вольно рассыпавшиеся по ее плечам.

Чтобы скрыть свои чувства, Джульетта принялась отдавать распоряжения.

– Вон в тех бочках есть корм для вашего коня, но обязательно снова закрепите крышку, чтобы туда не смогли забраться мыши. Ведро воды можно налить из насоса на дворе. Вам надо будет самому каждый день чистить стойло Ариону. И я надеюсь, что вы отгоните его на пастбище, как только он окрепнет.

Джеффри внимательно смотрел на ее губы, чуть склонив голову набок.

– Ой, вы не играете! Вы действительно ударились головой и теперь не можете как следует говорить! Вы не поняли ни единого моего слова, да? – спросила она в отчаянии.

Он медленно кивнул.

– Понимать. И аз… глаголать ваш английский… скоро. – Он успокаивающе похлопал Ариона по спине, а потом направился к Джульетте и дотронулся до ее груди с самым серьезным выражением лица. – Помогать мне… Джульетта?

Она намеревалась ответить ему, что уже и так достаточно много ему помогала, и чтобы поправить неловкую фразу Джеффри – сказать ему, что предпочитает обращение «мисс Джей». Но Джеффри остановился всего в одном шаге от нее, и все внимание Джульетты сосредоточилось на его широкой груди, вытеснившей у нее из головы все остальные мысли. Его руки начали медленно опускаться и выгибаться. Солнечные лучи упали на металлические звенья, и казалось, что раскрываются крылья ангела-хранителя, чтобы окружить ее бережным объятием. Ее рыцарь явился, чтобы защищать Джульетту от всякого зла.

– Помогать мне, Джульетта, – снова прошептал он, и ее душа затрепетала, откликнувшись на его мольбу.

И тут она поняла, что Джеффри всего-навсего неловко поворачивает руку для того, чтобы оттянуть край туники, который зацепился за ослабевшие звенья кольчужного капюшона.

Джульетта на мгновение окаменела от досады. Она тут трепещет перед ним, словно героиня Шекспира, загипнотизированная его голосом, и воображает себе крылья ангела – Господи! – а ему всего только и нужна ее помощь, чтобы высвободить ткань. Да уж, он настоящий актер – умеет заворожить своих слушателей. Как бы хохотал весь Брод Уолберна, если бы его обитатели узнали, что она наслаждалась тем, как красиво в его устах звучит ее нелепое имя!

Разозлившись на себя, Джульетта сильно потянула мягкую голубую ткань, не обращая внимания на то, что она разорвалась по шву. Так ей и надо – теперь придется еще и зашивать! Джульетта ненавидела шитье, так что самым подходящим наказанием для нее будет орудовать иголкой и размышлять о том, почему ей приходится это делать.

Джеффри отступил от женщины на шаг, предоставив ей складывать его тунику, словно сам понятия не имел, как следить за собственной одеждой. Согнувшись в талии, он несколько раз дернул плечами – и кольчужная рубаха упала к его ногам серебристой горкой. Джеффри немного пошатнулся, избавившись от ее веса, но сразу же пригнулся и начал копаться в кольчуге, пока не извлек оттуда кожаную полоску, на которой болтался оловянный кулон. Тут он выпрямился, облегченно вздохнув, и прижал подвеску к сердцу. Через секунду он завязал кожаный ремешок и выпрямился – и тут Джульетта обнаружила, что снова сходит с ума.

На мужчине оказалась необычная рубашка из тонкой и мягкой кожи, без рукавов и с глубоким клинообразным воротом. На его обнаженных руках вздувались мускулы, подобных которым ей в жизни видеть не приходилось: казалось, его руки от запястья до плеча закованы в мышцы. Подвеска утопала в густых темно-каштановых завитках, покрывавших его грудь в вырезе рубашки. Пряди длинных волос упали ему на плечи – тоже каштановые, но чуть позолоченные солнцем.

Грудь Джеффри бурно вздымалась, словно на то, чтобы снять свою металлическую одежду, он затратил массу сил. При каждом вдохе кожаная рубашка натяги валась, плотно облегая мощные формы, говорившие о недюжинной силе. Без кольчуги он показался ей более молодым и даже более сильным: каждый дюйм его подвижного натренированного тела свидетельствовал о том, что его обладатель – мужчина, наслаждающийся каждой минутой расцвета своих сил.

И все его пропорционально сложенное сильное тело было обезображено серебристо-белыми шрамами. Тонкие полосы, треугольные ямки и длинные извивающиеся следы – словно сквозь защиту его кольчуги много раз пробивались острия кинжалов и клинки мечей. Она никогда не подумала бы, что столько шрамов может быть у солдата, не говоря уже о человеке, выбравшем в качестве профессии актерскую игру.