Рыцарь пентаклей - [51]

Гул голосов поднялся на мгновение и снова стих.

— За работу, господа! — Йоганн указал рукой на брёвна, возле которых лежали кое-какие инструменты — специально затупленные, чтобы предприимчивые бандиты не использовали их в качестве оружия.

— Шнырь! — позвал Гриф. Помощник вырос перед ним, словно из-под земли. — Запоминай! Возьми пару ребят покрепче, пусть рубят деревья. Ещё нам понадобится много елового лапника: пусть как хотят отдирают, инструментов не давай, на всех не напасёшься. Пару человек — на пилы и лопаты, пусть хотя бы какой-нибудь навес соорудят. Да! — крикнул он вслед помощнику, который уже унёсся исполнять приказания. — Пусть поищут ручей и какой-нибудь еды — грибов, там, орехов, ягод!..

Шнырь кивнул, а Гриф увидел, что другие боссы точно так же раздают приказания, зыркая по сторонам. С ними нужно будет подружиться, иначе по отдельности они тут надолго застрянут. «Я обязательно выберусь, — поклялся себе старик. — Но сначала надо остаться в живых».

* * *

В это же самое время по подъёмному мосту замка лорда Ординари шёл очень тучный мужчина. Он не признавал доспехов, обязательных для всех членов Стражи Брунегена. Старый клетчатый костюм, вытертый на локтях, не имел никаких защитных свойств, но хозяин носил его как знамя, бросая вызов системе, в которой работал, и брезгуя компромиссно тонкими поделками из фольги и жести, которые надевали остальные сыскари.

Кроме того, человек не был вооружён. У него не имелось при себе ни алебарды, ни пистолета, ни шпаги, ни тонкого стилета. Вместо них он предпочитал, чтобы враги медленно умирали от рака лёгких: только этим можно объяснить горячую любовь субъекта к невыносимо вонючим сигарам, на коробках которых художники «Табачно-кокосовой компании Дальнего Юга» рисовали жизнерадостных полуодетых девиц. Все жители Брунегена знали, что «Табачно-кокосовая компания Дальнего Юга» не имела отношения ни к кокосам, ни к югу. Мало того, её отношение было весьма отдалённым даже к табаку. То есть, если бы её учредителей (двух предприимчивых братьев с огромными бакенбардами) спросили, что такое табак, они бы наверняка ответили, но точно не с первого раза. Впрочем, это не мешало учредителям с честными глазами утверждать, что их изделия содержат в себе самый лучший табак и скручиваются прекрасными смуглыми туземками на их прекрасных смуглых бёдрах. Не совсем понятно, какого именно эффекта хотел добиться тот, кто придумал эту сказку, но она могла послужить неплохим оправданием той свирепой слезоточивой вони, которую источали сигары: ведь в дальних южных землях имели очень смутное понятие о гигиене.

Гость Ординари, ценил эти сигары за одно замечательное свойство: где бы он ни находился и какие бы вопросы ни задавал, стоило выпустить пару больших колец дыма, как собеседники сразу же начинали нервничать и очень быстро отвечали, лишь бы ищейка Стражи поскорей убралась подальше.

Рудольф. Детектива звали Рудольф Капкан, но в Брунегене он был известен под кличкой Бульдог. Впрочем, многие подозревали, что фамилия тоже была прозвищем, поскольку соответствие между ней и характером Рудольфа было просто поразительным.

— Эй, там! — крикнул детектив, подойдя к решётчатым воротам. — Открывайте!

— Чего шумишь? — отозвался громила в доспехах, высунувший голову из выкрашенной в чёрно-белую полоску будки, где хранилась главная реликвия охраны — чайник.

— Работа такая, — на красном и покрытом бисеринками пота лице Капкана появилось нечто, что с натяжкой можно было назвать улыбкой.

— К кому? — спросил охранник, пристально рассматривая незваного гостя и словно невзначай вытаскивая из будки алебарду.

— К Ординари.

Громила покачал головой, не слишком тщательно изображая сожаление:

— Хозяина нет. Когда будет — не знаю.

— Мне назначено, — подобрался детектив. Он был готов к схватке. — Скажи, что пришёл…

— Ты эти сказки своим детям рассказывай, — перебил громила. — Никому тут ничего не назначено.

Здоровяк отвернулся и шагнул обратно в будку, показывая, что разговор окончен. Но Бульдог не зря проделал пешком огромный по его меркам путь от штаб-квартиры Стражи до дома Ординари. Детектив вообще любил прогуляться перед разговором с подозреваемыми, но не потому, что ему нравилось ходить, а как раз наоборот. Передвигаться на своих двоих он искренне ненавидел, и это давало необходимый заряд бодрящей злости.

— Я эти сказки твоим детям расскажу. После того, как увижусь с твоей женой, — охранник остановился. Оскорбление медленно прокладывало себе путь через извилины цепного пса. — Я знаю, что Ординари здесь. И если ты не хочешь, чтобы я привёл сюда всю Стражу и взял дом штурмом, отправь кого-нибудь к своему хозяину, пусть он определит, кого можно держать за воротами, а кого нет! — к концу фразы Капкан вспотел от напряжения.

Взглядом охранника можно было плавить железо.

— Я отправлю, — процедил он и ушёл в будку, откуда спустя пару секунд выскочил мальчишка-слуга, который унёсся по аллее к дому. Вскоре он вернулся, что-то шепнул, и охранник открыл ворота с таким лицом, словно только что сжевал ящик лимонов.

— Хороший пёсик, — похвалил детектив громилу. Тот отвернулся и пробормотал нечто непонятно-негативное.