Рыцарь короля - [6]

Его глаза кого-то искали и вдруг вспыхнули радостью, когда Жан де Норвиль посторонился, пропуская спешившую навстречу сыну мадам де Лальер. На этот раз её всегда серьезное лицо сияло улыбкой.

— Блез, мой мальчик! Если б я только знала, что это ты, я бы уже давно спустилась…

Он снова преклонил колено, поцеловал ей руку и произнес формальное приветствие, которого требовал хороший тон. Но уже в следующий миг, презрев все условности, схватил мать в охапку.

Наблюдательный де Норвиль смотрел на эту картину со все возрастающим удовлетворением. Парня здесь любят, отметил он, и сам он предан семье. Перетянуть его на свою сторону будет нетрудно.

Последним среди встречающих появился Клерон, он встал на задние лапы, положил передние Блезу на плечи и лизнул его в лицо.

Солдат расхохотался.

— А-а, старый сплетник! Старина Клерон! Твой голосок я услышал уже за четверть лиги12. Ну, хватит, хватит! А как насчет волков? Волки, Клерон!

Пес насторожил уши.

— Вот, то-то! Ладно, побегаем вместе.

Освободившись от Клерона, Блез подозвал своего спутника, который все это время стоял в сторонке.

— Месье-медам, честь имею представить самого многообещающего дьяволенка во всем христианском мире, моего стрелка, Пьера де ла Барра.

Дьяволенок, юноша лет восемнадцати, подмел шляпой булыжники двора в общем поклоне, однако как-то ухитрился адресовать его персонально Рене и, выпрямившись, задержал на ней взгляд.

Пьер был прям, как копье, и глядел смело, как бойцовый петух. Он и в самом деле до такой степени напоминал эту птицу, что товарищи в роте дали ему прозвище Лекок, то есть Петушок. Коротко подстриженные рыжеватые кудрявые волосы, небольшой, несколько вздернутый прямой нос, ярко-карие глаза — все в нем выражало самоуверенность и лоск.

Одет он был по моде — носил бархатную шляпу с золотой пряжкой, короткий, хорошего покроя плащ, безукоризненные сапоги и короткие штаны с украшенным золотым шитьем гульфиком. Шпага, тоже в соответствии с модой, была сдвинута назад и висела почти горизонтально поперек бедер. Каждому становилось ясно без слов, что он недавно окончил пажескую службу в каком-нибудь знатном доме и сейчас, можно сказать, впервые взял в руки оружие.

Рене, засмущавшись, подхватила Кукареку на руки и принялась теребить ему уши.

Антуан де Лальер спросил:

— Вы не из тех де ла Барров, что из Боса, сударь?

— Нет, я из Пуату, достопочтенный государь, хотя мы в близком родстве с теми, кого вы упомянули. Мой отец — Жан де ла Барр, он служил прежде в королевской гвардии, а ныне живет вблизи Сен-Мексана.

— Жан де ла Барр? По-моему, я его знал… Точно! Мы же с ним вместе брали приступом Геную в 1507 году. Человек высоких добродетелей.

— И позволь тебе сказать, — вмешался Блез, — что мой Пьер на него ни чуточки не похож. Женщины — его беда, а он — беда для них. Профессиональный влюбленный! Так что будь начеку, Рене. Запри-ка ты её наверху, мама. Он всего лишь третий сын в семье и интереса не представляет…

— Фи! — осуждающе произнесла мадам де Лальер. — Что ты такое несешь! Словно…

— Правда, справедливости ради надо сказать, — продолжал Блез, — что ему хватило разума принять звание стрелка в роте капитана де Баярда, хотя он мог стать полным кавалеристом у монсеньора д'Алансона.

Де ла Барр самодовольно вздернул подбородок как можно выше.

— С вашего позволения, кто бы этого не сделал? Стрелок нашей роты стоит двоих кавалеристов из любой другой.

— Во всех отношениях, кроме жалованья, дружище.

Пьер щелкнул пальцами:

— А, это такая безделица! Даже моя добрейшая покровительница, сама герцогиня, порекомендовала роту господина де Баярда. «Если ты хочешь чести, — сказала она мне, — то помни: дела делаются там, где он».

— Какая герцогиня, мой юный сударь? — переспросил Антуан де Лальер.

Его собеседник постарался ответить скромно:

— Герцогиня д'Алансон, мсье. Я был одним из пажей её светлости.

Де Норвиль и Ги де Лальер обменялись многозначительными взглядами. Герцогиня д'Алансон — это была сестра короля, Маргарита13, член королевской троицы, которую Франциск любил больше всех, исключая разве что свою мать, всесильную Луизу Савойскую. Да-а, этих глаз и ушей надо остерегаться. С точки зрения сторонников Бурбона, Пьер де ла Барр вполне мог считаться придворным самого короля.

— Великая принцесса, — сухо сказал старший де Лальер и обратился к Блезу: — Ты ещё не был представлен нашему гостю, господину де Норвилю, офицеру и близкому другу монсеньора коннетабля.

Они поклонились друг другу: де Норвиль — с самой солнечной из своих улыбок, Блез — с явным почтением.

— Значит, вы, несомненно, и мой друг, — заявил Блез, — если мне будет дозволена такая дерзость. У герцога нет более верных почитателей, чем люди из нашей роты. Да-да, и наш капитан среди них. Мы были просто озадачены, позволю сказать, жестокостью его величества по отношению к господину коннетаблю, мы считаем, что герцог не заслужил такой награды за свою верность Франции. Однако эта туча пройдет…

— Очень хочется надеяться, — согласился де Норвиль, довольный тем, что Блез, без всякого побуждения с его стороны, высказал явное сочувствие их делу. С каждой минутой он находил молодого человека все более многообещающим и, когда все общество повернулось, чтобы идти в дом, слегка сжал руку Ги де Лальеру: