Рыцарь Грааля - [37]

– Ежели господин будущий рыцарь пожелает, то я с ним на край света за одну только песнь «Молитва рыцаря», что вы пели сегодня, – зашептал лучник. – Добьемся славы и почестей! Хоть на край мира, хоть за самый его край пойду за вами, сэр Видаль. Вам без оруженосца никак, мне же до зарезу господин нужен. Одно только не по душе – в сегодняшнем деле участвовать. Потому как сам не без греха и не хочу потом, когда к кумушке своей через забор полезу, чтобы копейщики мне из каждой выгребной ямы мерещились. Не хочу с бабы своей ночью вскакивать на каждый шум. Не по мне это.

Пейре поежился и сжал руку лучника. Они посидели еще какое-то время, и когда в подвальчик начали спускаться другие участники предполагаемой вылазки, Видаль подтолкнул лучника, и вместе они выбрались на двор.

– Меня зовут Хьюго, Хьюго Морвиль, – на ходу сообщил лучник. – Так вы берете меня оруженосцем, сэр?

Мрачный, как туча, Пейре свернул к замку и прибавил шагу.

– Как я могу, добрый человек, взять тебя в оруженосцы, когда сам без хозяина и службы? Чем я должен платить тебе, если сам ничего пока не заработал?

– Господин, должно быть, запамятовал, – лучник широко улыбнулся. – А как же ваш выигрыш на трубадурском турнире? Ведь даже если вы откажетесь от дальнейшего участия, добрейший граф Раймои отвалит вам кошелек золотых монет, как мастеру стиха, как одному из трех последних.

Пейре задумался. Он знал, что Бертран и Гийом будут сегодня ночью у церкви святой Екатерины, а значит, попадут в переделку. Знал, и не только со слов гасконца, что эта проклятая богом улочка узка и грязна. А значит, зажатые в клешах конные рыцари окажутся в самом невыгодном положении, какое только можно себе представить. Но кроме этого знал он еще и то, о чем, должно быть, понятия не имели участвующие в вылазке копейщики. Рыцарская и дворянская честь не позволяла де Борну и де ла Туру сдаться на милость обыкновенным воинам. Поэтому они скорее позволили бы перерезать себе горло, нежели отдать оружие. А значит, не будет никакого плена и выкупа – оба славных трубадура сложат головы в глупой уличной заварушке. Вот с этим-то Пейре и не мог смириться!

Но что он должен теперь предпринять – броситься на поиски Бертрана, да только где его найдешь? Не станешь же обыскивать все окрестные гостиницы. Тем более что трубадур мог устроиться в доме у кого-нибудь из своих друзей или даже в замке. Дождаться ночи и выскочить навстречу небольшому отряду. Еще глупее – любой из лучников снимет его стрелой, при первом же неверном движении, да и сам Бертран может, не разобравшись, в чем дело, полоснуть мечом или отходить ночного незнакомца кнутом.

Пейре помнил о том, как уже перед этим пытался спасти честь благородного Рюделя и сам же пострадал от этого.

Вот и спасай этих рыцарей, пронеслось в голове Видаля.

Садилось солнце. Не встретив никаких препятствий, Пейре и Хьюго вошли в открытые, по случаю турнира, ворота замка и устремились к турнирному полю.

Конечно, был еще один, казалось, самый простой способ – дождаться праздника, устроенного по случаю победивших в турнирах рыцарей, и там рассказать мессену Бертрану обо всем. Но вот еще один философский вопрос – сколько проживет человек, узнавший тайну яростного и скорого на расправу трубадура Бертрана де Борна?

Оставалось одно – дать судьбе самой принять наиболее благоприятное для нее решение, чтобы затем подчиниться ее приговору.

О том, как Пейре Видаль был посвящен в рыцари

Когда Пейре и его новоиспеченный оруженосец подошли к трибунам, там как раз заканчивалась церемония награждения лучшего рыцаря. Коим оказался благородный правитель Каркассона зять Раймона Пятого Рожер-Тайлефер. Видаль попытался было растолкать не в меру увлеченных турниром лучников и протиснуться вперед, но его тут же одернули за рукав, и незнакомый воин предложил немедленно следовать за ним.

– Вас уже обыскались, господин Видаль, – строго выговорил он, – еще немного, и вы пропустили бы церемонию собственного посвящения. Но теперь, слава Богу, который не оставил вас, и вашим святым, что вернули вас в замок как раз к нужному сроку, все пройдет благополучно. Мессен Раймон велел ждать его и его благородных рыцарей в часовне, где вам надлежит молиться. Ах, если бы вы знали, что произошло здесь, Бертран де Борн был выбит из седла. Остался жив, но… Впрочем, я не должен ничего говорить. Молитесь здесь и ждите, – он открыл перед Пейре дверь часовни и, поклонившись, пропустил его внутрь.

В ответ Пейре сумел только кивнуть. Да, он мечтал о посвящении, днем и ночью видел во сне, как его плеча коснется меч и в воздухе прогремят слова рыцарской клятвы. Он думал об этом дни и ночи напролет, украшая все новыми и новыми подробностями священную церемонию и лелея те чувства, которые пробудятся в нем, подобно лучам света скрываемого до поры до времени солнца. Видаль заранее предчувствовал, как небывалое, неземное, светлое чувство снизойдет на него, подобно духу святому, и белый голубь найдет приют на его плече, он мечтал…

Получившая же реальное воплощение мечта оказалась неожиданно грубой и приземленной. Конечно, Пейре, как любому зеленому юнцу, хотелось триумфа, признания и всеобщего ликования. Но еще больше он мечтал о долгих днях поста и воздержания, о поучительных беседах про рыцарей прошлого, о мудрых учителях, которые будут обучать его ударам и уклонениям от них. Пейре мечтал прочувствовать каждую крупицу изменяющегося на его глазах мира, для того чтобы запомнить это навсегда и иметь возможность рассказывать потомкам.