Рыцарь - [9]

– Это ж вы с дедом настояли, чтоб я в харцызские одежды облачился.

– А ты что, в путь прям в исподнем хотел двинуть? – удивился паренек. – Не спорю, добротное у тебя белье, но не для дальней же дороги. Ни от стужи, ни от колючек никакой защиты. Да и безоружным как-то несподручно… Вдруг с мертвяком или каким иным зверем столкнемся?

Я непроизвольно притронулся к эфесу дорогой сабли, по обычаю скоморохов, закрепленной за спиной. Впервые сжав рукоять оружия в ладони, я сразу понял, что хорошо знаком с этим ощущением. И, похоже, держал саблю в руке гораздо чаще, чем топор или вилы.

– Вот и пришли, – остановился Лукаш, указывая подбородком на невысокий частокол, который если еще как-то мог отпугнуть диких зверей, то совершенно никуда не годился для защиты от людей. Одновременно с его словами из ворот в ограде с громким лаем выкатилась свора собак. И хоть каждому известно, что днем сторожевые псы никогда сами не набросятся на человека, паренек удобнее перехватил тяжелый посох, готовясь в любой момент огреть слишком зарвавшегося кабыздоха.

* * *

– Здоров будь, хозяин! – произнес громко Лукаш, когда с крыльца одного из десятка добротных домишек, стоявших вкруг, двухоконными фасадами к просторной и ухоженной площади, спустился крепко сбитый мужчина, одетый по-крестьянски неброско. Единственной дорогой деталью его одежды был широкий атласный трехцветный кушак, несколько раз обвитый вокруг отчетливо выступающего живота.

– И вам здравствовать! – густым басом ответил староста, с прищуром вглядываясь в наши лица. – Кем будете? Откуда и куда странствуете? Тебя, добрый человек, я никогда прежде в наших краях не видал, а вот лик мальца вроде мне знаком…

– А то нет, – ответил Лукаш. – Сколько раз на мельницу заезжал, столько раз и виделись, господин староста.

– Вот те на, – изумился тот. – Лукаш, мельничук? И вправду похож. Прости, что сразу не признал. Ты завсегда мукой с ног до головы выбелен, а тут – умылся, приоделся… Каким ветром к нам занесло? Деда что ж одного оставил? Али беда какая-то приключилась?

– Да нет, хвала Создателю, господин Броун, все у нас хорошо. Деда здравствует, чего и вам желает. Упросил я его отпустить меня на пару седмиц, мир повидать…

– Дело доброе, – согласился староста. – Когда ж, как не в твои годы, на мир глядеть? А то совсем носа с мельницы не кажешь. Небось и девку-то живую за подол еще не держал… У вас же, окромя русалок в запруде да наяд в лесу, длиннокосых и вовсе не водится.

– Это завсегда успеется, штука не хитрая, – отмахнулся паренек.

– Тоже верно… – Староста заметил, что Лукашу не слишком пришлась по сердцу его шутка, и поспешил увести разговор в сторону: – А ты, добрый молодец, прости, не пойму, какого сословия будешь, кем парнишке и старому Мышате приходишься? – обратился ко мне.

– Игорь, наш давний знакомый, – поспешил ответить мельничук. – Гостил на мельнице. Теперь в путь собрался, и деда отпустил меня сопроводить его. Путешествовать вдвоем гораздо веселее.

– Да, приятный разговор заметно укорачивает дорогу, – охотно подтвердил староста. – Заночуете в деревне или торопитесь?

– Заночуем, заночуем, – засмеялся разбитной Лукаш, заметил разочарование на лице старосты и прибавил: – Деда особо просил меня поглядеть, сколько ж пирогов вы за один присест съедаете. А то, говорит, в селе пара домишек, а зерно опупенцы на помол, почитай, каждую седмицу несколькими телегами везут. Куда только мука девается?

От произнесенных хлопцем как бы в шутку слов староста скривился так, словно гнилое яблоко надкусил. Но ответил степенно и вполне искренне:

– За ужином и поглядите. А пока прошу ко мне в сад. Там прохладнее будет… Передохнете с дороги, умоетесь… Слегка перекусите. Разносолов не обещаю – гостей не ждали, жена с дочерьми в огороде весь день… Но краюха хлеба и кусок буженины найдется. А там – и женщины вернутся, вареники затеют. Пить захотите – взвар есть. Воду из колодца лучше не берите, а то животами с непривычки маяться станете. Чтоб с ней свыкнуться – не меньше месяца у нас пожить надо. Да и то – не каждому… Иной страдалец так изведется, что смотреть больно. Ну, да тебе, Лукаш, сие ведомо и, если что, товарищу подскажешь… Прошу, за мной… – указал он рукой на утоптанную стежку, ведущую вокруг дома на задворки. – Утолите только мое любопытство в одном вопросе, если можно?

– Спрашивай.

– Отчего, Игорь, ты саблю поцепил по обычаям скоморохов? Или в Кара-Кермене теперь так принято?

– От того и поцепил, – ответил я быстрее, чем Лукаш собрался с мыслями. – Что я скоморох и есть. Вернее – кулачный боец. А кунтуш харцызский, это мой последний выигрыш. У хозяина денег не было, а поверить, что я его искуснее, воин не хотел. Вот и поставил в заклад свои вещи. Глупо было бы отказываться, верно? Одежка справная, долго послужит и стоит недешево.

– Угу, угу, – кивнул староста в знак согласия, украдкой поглядывая на мои костяшки пальцев. – Вполне может быть. Харцызы, они такие… Если втемяшат себе что в голову, то идут до конца, даже если заведомо знают, что проиграют. Гордый и бесшабашный народ. При этом они свято уверены, что сильнее любого. И – хитрее.