Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою - [41]

Инга открывает дверь парикмахерской. Гудят сушилки, нагнетая горячий воздух. Вдоль стен сидят женщины, с блестящими колпаками вместо голов. Руки в постоянном движении. Длинные спицы подхватывают петли, цепляют нитку. Концы их играют друг с дружкой в прятки. Со спиц свисают длинные вязаные полотнища, которые прямо на глазах растут, становятся все больше и больше, скоро они закроют чьи-то груди, плечи, животы. Женщины с равнодушными лицами ждут своей очереди на скамейке. Первая из-под полуопущенных век разглядывает себя в зеркале, вторая смотрит на свои руки, третья уставилась на дверь. Инга тоже сидит на скамейке. В зеркале еще одна Инга смотрит на дверь. В дверь входит маленькая женщина, под мышками темные пятна. Женщина идет вдоль зеркал. Отражение движется следом. В зеркале она совсем карлица. Маленькая женщина целует парикмахершу. Та стоит прислонившись к столику перед зеркалом и курит длинную сигарету, запуская дым себе прямо в волосы. Женщина сует ей бумажный сверток, что-то шепчет и усаживается в кресло.

Парикмахерша смотрит на часы, потом открывает ящик, сует туда сверток, вытаскивает расческу. Маленькая женщина откидывается на спинку.

В зеркале женщина с рыжей копной волос. У парикмахерши полурасстегнут халат, видно, как по ложбинке струйкой стекает пот. «Ну что у тебя в магазине?» — спрашивает парикмахерша, погружая расческу в рыжие волосы. Волосы густые, расческа тонет в них. Женщина молча пожимает плечами. Рыжие языки лижут парикмахерше руки. Женщина поднимает глаза и смотрит в зеркало. Там парикмахерша. Женщина говорит ей: «Надоело. Вечно его нет дома. Говорит, командировки. То он в Яссах, то в Араде, то в Питешти. Вчера опять нашла письмо. Как обычно, без обратного адреса. Вскрыла. Ох он и орал! Как ненормальный». Парикмахерша по одной вынимает изо рта заколки и втыкает их в волосы. «А письмо от кого?» — спрашивает она. «От какой-то Марианны из Ясс. Ей, видишь ли, ни с кем так хорошо не было, как с ним. В постели, надо думать, — вздыхает женщина. — Он-то, конечно, знать не знает, кто она такая». — «Ах он, бедняжка, — говорит парикмахерша. Она отделяет рыжую прядь и накручивает ее на бигуди. — Взяла бы да и подала на развод». — «Ты же знаешь, мои родители против», — говорит женщина. Парикмахерша у самой кожи прихватывает новую прядь. «Не видят они, что ли, как ты мучаешься?» — «Видят, не видят, какая разница». Вся голова женщины в бигуди, и теперь заметны морщины на шее. Одна прядь спереди еще не убрана. На темени белеет полоска кожи, и лоб, не прикрытый волосами, кажется непомерно большим. «А им-то что, старикам твоим, у вас ведь нет детей», — говорит парикмахерша. Женщина поднимает руку к виску и осторожно до него дотрагивается. «Боятся, что я приду к ним жить».

«Люси, который час?» — кричит маникюрша. Парикмахерша смотрит на часы. «Половина одиннадцатого, а может, без четверти, мои отстают». Маникюрша крутит на пальце маленькие кривые ножницы. Голубые тени на ее веках положены так густо, что похожи на синяки. Она вздыхает.

В зеркале маленький столик, за ним сидит маникюрша. Напротив нее гипсовая женщина. У нее короткая шея. В волосах торчит репей. Гипсовая женщина кладет руки на маленький столик и говорит: «Мне маникюр и покрыть лаком». — «Цвет?» — спрашивает маникюрша. Женщина смотрит на свои руки: «Малиновый». Она растопыривает пальцы и опускает кончики в миску с водой. Другая ее рука у маникюрши, вокруг мизинца снует пилка. С пилки на столик сыплется белая труха.

Кожи под рыжими волосами больше не видно. Парикмахерша берет голубой гребень и втыкает в рыжую копну. «А твой малыш как?» — спрашивает женщина. «В первый идет. В этом возрасте они такие милашки». Парикмахерша спрыскивает лаком рыжие волосы.

Маленький столик придвинут прямо к животу гипсовой женщины. Женщина вытаскивает из миски с водой растопыренные пальцы. «У вас кожа вокруг ногтей слишком толстая, — говорит маникюрша, — придется ее срезать». Женщина с репейником кивает. Маникюрные ножницы вгрызаются в плоть. На указательном пальце кровь. Маникюрша откладывает ножницы и белой салфеткой промокает ранку. «Как у вас лунки сильно зарастают». На салфетке два больших красных пятна. Гипсовая женщина откидывается на спинку стула. Короткая шея блестит от пота.

«Я тебе завтра позвоню», — говорит парикмахерша. Женщина с рыжими волосами кивает: «После обеда». Она целует парикмахершу в обе щеки, опускает ей в карман халата деньги.

Маникюрша берет пузырек с малиновым лаком. Большой палец — первый на очереди. Мягкая кисточка скользит по ногтю. Ноготь угрожающе блестит. Последний — мизинец. «Елена Рубинштейн» — долго будет держаться, — говорит маникюрша. — Помашите рукой». Гипсовая женщина трясет кистью.

Рядом с Ингой никого больше нет. Женщины с пустыми лицами сидят теперь под фенами — туловища без голов.

Инга подымается с места и идет к мойщице. Мойщица в мокром клеенчатом фартуке стоит у большой раковины и смывает с рук пену. «Вы к какой парикмахерше?» — спрашивает она, разглядывая свои руки. «Мне только вымыть голову», — говорит Инга. «А, тогда садитесь». Она мокрой рукой показывает на кресло перед умывальником. Инга садится и опускает голову в жестяной таз. Горячая струя лижет кожу. Мойщица запускает руки Инге в волосы. Со скрипом трется о края умывальника клеенчатый фартук. Вода вдруг обжигает холодом. Корни волос от ледяной струи отзываются болью. Кожа между затылком и шеей натягивается. «Электричество выключили, — говорит мойщица, — каждый день одно и то же. Ничего, осталось только за ухом смыть». В ухо бьет холодная струя. Мойщица набрасывает Инге на голову серое, отдающее плесенью полотенце. Несмытая пена шипит в волосах. Мойщица трет изо всех сил, голова мотается, удушливый, кислый запах забивает ноздри. Мойщица снимает полотенце и вешает его на край умывальника. «Посидите под феном. Может, дадут электричество». Она вытирает руки о белый халат. Звенит мелочь. Инга достает монету. «Спасибо. — Мойщица отворачивает клеенчатый фартук и опускает деньги в карман халата. — Вы уж извините, — она улыбается Инге, — в следующий раз приходите пораньше, с утра этого не бывает». Инга кивает головой. Мойщица поворачивается и идет к окну. По пяткам хлопают шлепанцы, словно шамкает беззубый рот. Мойщица на ходу смотрится к зеркало. Красная вывеска над зеркалом гласит: «Чаевых у нас не берут».