Рыцарь без ордена - [25]

Блекгарт, видя как в знойной тишине проходят довольно большое расстояние до принцессы немощные старцы, затосковал, догадавшись, что церемония затянется надолго. Ноги еще не устали, хотя он встал с рассветом и ни разу не присаживался, но где-то внизу грудной клетки пронзительно заныло.

— Этого ты должен помнить, Роберт. Он разбил ваши войска у берегов Великой, тогда нам всем казалось, что победа близка…

— Да, герой.

— Только, потеряв руку, он уже не боец. Но в совете старейшин держится твердо и, кстати, тоже противник войны с Арситанией. Понимает, что нам друг с другом не совладать и посматривает на малый континент. Его ребята, а клан этот самый сейчас многочисленный, рвутся в бой. Меч, как говорится, в ножнах ржавеет. Без стычек настоящих бойцов не вырастить — дюжина турниров не заменит одну хорошую битву.

Принцесса, казалось, не чувствовала усталости — сердце билось учащенно от счастья и волнения. Все старцы, едва коснувшись ее уст своими губами, кивали в знак одобрения. А что произойдет, если хоть один из них не одобрит ее? Она была еще юна, хоть и своенравна, и не понимала, что это всего лишь торжественный ритуал, необходимый, но совершенно ничего не значащий.

Кто же следующий? Когда же пройдут все эти беззубые старики с трясущими руками и начнется сама свадьба?

Площадь, огороженная копейщиками, была пуста, церемониймейстер, по священному обычаю, выкрикивал имена родов, у которых давно погас огонь в чашах в Пещере Предков. В толпе кто обсуждал стоявшую на возвышении принцессу, кто предвкушал предстоящую веселую ночь с песнями и обязательными на подобных праздниках драками, кто с иссохшим горлом не мог дождаться когда выкатят на площадь огромные бочки с арситанским вином для бесплатного угощения. Словно огромное рокочущее море билось волнами о стражников, оцепивших площадь.

Найжел уже рассказывал о чем-то, не имеющем отношения к происходившему обряду, когда удивленно воскликнул:

— О, проклятье, а этот-то чего поперся?

Блекгарт, рассматривающий орнейских рыцарей и знатных дам, резко обернулся.

К принцессе, под приглушенные смешки, в черных мохнатых одеждах, приближался Орестай из клана грача.

— А ты говорил, что только старцы…

— Так оно и есть! — процедил Найжел, поймавший презрительный взгляд врага. — Только этот Орестай… Похоже, не биться мне с ним на поединке, кто-нибудь обязательно убьет его раньше! Сам напрашивается…

— А он имеет право идти к ней? — не выдержал и спросил друга отца Блекгарт.

— Право-то имеет, раз глава рода не смог приехать и раз он был в Пещере Предков… Только… Да уж, такого я не ожидал.

Никто, в том числе и сама принцесса, с удивлением увидевшая не глубокого старца, а крепкого мужчину с холеными черными усами, не ожидали того, что произойдет через несколько мгновений.

Орестай, известный своими дерзкими выходками далеко за пределами земель клана грача, обошел помост, чтобы зайти по ступенькам, глядя на девушку, привязанную к столбам. Он смотрел принцессе прямо в глаза и словно взлетел по ступенькам на возвышение.

Под гробовое молчание Орестай положил руку на талию Гермонды и буквально впился в ее губы совсем не в ритуальном поцелуе.

От него пахло хищником и силой.

Принцесса закрыла глаза, не в силах сопротивляться обрушившемуся на нее урагану противоречивых чувств. Ее еще никто никогда (не смотря на усиленно распространяемые ею же самой слухи и сплетни) по настоящему не целовал.

Она чувствовала крепость его руки, его губы словно впитывали в себя ее жизненные силы, ей было необыкновенно хорошо, палящая жара вдруг сменилась для нее ласковым морским ветерком; ей казалось, что они одни в цветущем раю. Принцесса забыла, что ее окружают тысячи людей, она была в тишине и вот-вот от счастья потеряет сознание…

Тишина действительно царила над огромной священной площадью — словно все из многочисленной толпы от старейшины старейшин до последнего нищего затаили дыхание, наблюдая за этим долгим поцелуем. Даже воры на мгновение забыли высматривать кошельки у беспечных зевак.

Веревки впивались в запястья принцессы, но она почти не чувствовала их, и даже боль в занемевших было руках исчезла без следа. Для нее сейчас существовало только это восхитительное мгновение.

Поцелуй длился долго, очень долго — целую вечность.

И никто, даже если бы пожелал, даже сам старейшина орнеев, не имели права прервать его.

Смутно знакомое птичье чириканье раздалось где-то позади Блекгарта и он повел головой по сторонам, удивляясь, где в этой толчее умудрилась примоститься птаха.

Никакой пичуги он не увидел и еще раз подивился — как среди такого большого собрания людей может быть столь поразительная тишина; все, кроме него смотрели на центр площади. Тишина давила юноше на уши, хотелось закричать, чтобы выдернуть непристойно взирающих на целующуюся пару людей из зачарованного столбняка.

Он еще не успел додумать эту мысль, как отец, несокрушимый граф Роберт Астурский, вдруг громко вскрикнул, схватился за левую половину груди и рухнул наземь — ни сын, ни друг, ни стоявший впереди охранник не успели поддержать грузное тело.

— Графу Роберту плохо! — разорвал напряженную тишину чей-то визг.