Рыбья Кровь и княжна - [22]

— Нет, дополнительного войска мне не требуется, а вот дополнительная крепость нужна, — заявил Борть, когда стали обсуждать необходимые защитные меры. — Триста верст до Малого Булгара слишком много. Ты приучил нас биться парами, ну и крепости должны стоять парами, чтобы поддерживать друг друга.

Выехав на разведку, они в двадцати верстах выше по течению нашли место, где у реки располагалось длинное озеро, так что короткими оградами с двух сторон можно было отсечь достаточное место не только для городища, но и для выпаса и пашни. Растущие здесь могучие ракиты, дубы и тополя снимали затруднение со строительным материалом. Взявшись за топоры, князь с воеводой наперегонки срубили два молодых дуба, положив начало засеке Малого Туруса. Первым свалил дерево Борть, к полному восторгу своих гридей.

С любопытством смотрел Дарник и на чужеземное население Таруса. Среди них попадались белые, коричневые и совсем черные лица, носатые и плоские, некоторые с клеймами на лбу и выдранными ноздрями.

— Бегут из Калача непрерывным потоком, — пояснил Борть. — Я уже сам их на самой тяжкой работе использую, а они все равно в Турус лезут. Вот приедет какой хазарский тиун за своими беглыми рабами и преступниками, и что мне тогда с ними делать? Отдам — запорят, не отдам — с войском придут и правильно сделают.

— А ты напиши на воротах по-ромейски: «С Туруса выдачи нет», — смехом подсказал ему Дарник.

— И напишу! — обрадованно загорелся воевода.

Поговорив, они решили, что всех беглых иноземцев князь заберет с собой, а всех новых беглых Борть будет отправлять строить Малый Турус, где будет запрещено останавливаться всем проезжим и проплывающим купцам.

Многие крепостные гриди хотели вернуться в Липов, вместо них Дарник оставлял Бортю равное число оптиматов. Еще три ватаги пришлось оставить для Малого Туруса. Но и без того количество тех, кто намеревался отправиться в Липов, превышало число оседланных коней. Поэтому Рыбья Кровь разделил хоругвь на две неравные части: малую дружину пересадил на весла двух дракаров, что были захвачены у северных пришельцев-норков, а большую пустил наземным путем, чтобы проверить, кто будет в Липове быстрей: конники без запасных лошадей или дракары, плывущие против течения. Сам, естественно, выбрал речной путь.

Целыми сутками князь сидел на носу, под полотняным навесом, наслаждаясь бездельем и молчанием. Перебирал в уме каждую подробность набега конной хоругви и находил в нем все более и более приятные стороны. Раньше своим высшим воинским достижением Дарник считал резню, когда они вдвоем с Быстряном убили девятерых захвативших их в плен пьяных хлыновцев. Потом эту кровожадность вытеснили три дня сражения с норками у короякского Перегуда, при котором липовское войско не потеряло ни одного воина. И вот теперь на первое место вышли нынешние три столкновения, включая и захват хазарской вежи, где не было не только собственных потерь, но не был убит и ни один из вражеских воинов, и, тем не менее, победы получились не менее внушительные, чем прежде.

Да и без побед, как здорово они входили в зимовья тарначей и никого там не обижали! Причем он не делал по этому поводу никаких особых распоряжений, просто ехал впереди воинов и всё вокруг с любопытством разглядывал, а его спокойствие и нежелание всё крушить и ломать каким-то образом передавались всему войску. За три недели похода он ни разу не наказал ни одного гридя, и, тем не менее, они всё исполняли безупречно. Впервые за три года самостоятельной жизни воинственная и кровавая деятельность принесла ему хоть какое-то ощущение собственной правильности и полезности.

Может быть, это как раз и есть та личная правда, по которой ему стоит жить, думал князь.

6

В Липове между тем происходили большие беспорядки. Пригретый князем новый набор ополченцев без его твердой руки вышел из повиновения Меченого и назначенных вожаков, выбрал своих предводителей и зажил отдельной жизнью в палатках и шалашах своего левобережного стана. Полученное оружие и доспехи привели за несколько недель вчерашних лесовиков в состояние полного опьянения от ощущения собственной силы. С точностью повторилась ситуация с прошлогодними «союзниками», которые пытались диктовать Дарнику условия совместного похода, только нынешние ополченцы вели себя еще более непредсказуемо. Забыв про строевые занятия и схватки двое на одного, вволю спали и ели и выявляли лучших одиночных поединщиков. Разозленный их строптивостью Меченый решил:

— Пускай князь возвращается и сам их обуздывает. — И убрался к своим камнеметчикам в Островец.

Какое-то время ополченцы не доставляли городу особых хлопот. Но потом ополченцы избили возниц, привозящих им еду, украли с десяток овец липовцев и вооруженными ватагами стали бродить вокруг Островца, придумывая как показать свою удаль. Быстрян с Меченым поняли, что это уже не легкое баловство, и снарядили лазутчиков для захвата самых отъявленных смутьянов. Одиннадцать верховодов были схвачены и посажены в поруб-темницу. А на следующий день в Липове впервые зазвучал вечевой колокол — это звонили проникшие в посад ополченцы, требуя народного суда над самоуправными воеводами.