Рыбы молчат по-испански - [8]

– Что, много просит? – спросила Нина, чтобы поддержать разговор.

– Она-то? Ха-ха, больше всех. И представь, зарабатывает гору, а сама требует везти ее на другой конец Рогожина за кормом для собаки.

– А почему так далеко?

– Там собачий корм на пять рублей дешевле. Вот она за ним и прется – сэкономить. Тем более на халяву. Приходится возить ее туда-сюда. Одного бензина сколько уходит, блин…

Ада Митрофановна степенно усаживается за стол напротив Нины. У нее румяное, еще совсем не старое лицо. Сосуды на щеках напоминают веточки красных кораллов. Несколько минут Ада внимательно изучает документы, потом снимает очки и внимательно смотрит на Нину прозрачными серыми глазами.

– Мать девочки, – начинает Ада, – молодая, незамужняя. Хорошая мать. Рита у нее первый ребенок. Наблюдалась у врача, беременность сохраняла. А увидала губу и отказалась.

– А кто девочку назвал? Откуда такое имя – Маргарита? – спросила Нина.

– Мать, кто ж еще. Они так всегда: придумают имя почуднее – а потом бросают. Чего только не бывает – Грета, Аделаида, Роксана…

Почему-то этот незначительный факт поразил Нину. Разве можно бросить ребенка, которому уже дали имя? Проще безымянного и как бы еще не окончательно своего. С именем – невозможно.

Внезапно дверь отворяется, и входят трое: иностранец, иностранка и переводчик. Высокие упитанные французы, муж и жена. Переводчица возле них выглядит школьницей-переростком.

Испанцы воркуют вокруг Риты, и Нина им только мешает – переводить все равно нечего.

Французам приводят мальчика – старше Риты и с нормальной губой.

Нине они не понравились с первого взгляда. Уселись у окна и чопорно молчали, поджав губы. Им в голову не приходило погладить малыша или взять на руки. Наверное, они хотели младенца, и этот крупный подвижный карапуз в шортах кажется им слишком взрослым. Француженка высокая, грузная, без намека на талию и подбородок: на месте талии – плотный жировой валик, а подбородок заменяют рыхлые складки. Достает из сумки игрушечную машинку и ставит на пол. Мальчишка ее хватает и, сосредоточенно сопя, гоняет по всему кабинету, под столом, вдоль плинтуса. Мужчина сконфуженно бормочет что-то по-французски, потом забирает у мальчика машинку, нажимает кнопку и, присев на корточки, отпускает. Машинка с ревом несется к противоположной стене, переворачивается и едет обратно, устойчивая и проворная, как крупное насекомое. Испуганный мальчик пронзительно вопит. Французы выразительно смотрят друг на друга и неторопливо совещаются. Нина не понимает ни слова, но ей кажется, что мужчина в чем-то убеждает супругу, а та отвечает односложно, ритмично кивая, будто курица. Нина с гордостью отмечает, что ее испанцы намного симпатичнее противных французов.

Девочка Рита отняла у Хосе мобильный телефон, бережно разжав один за другим его пальцы, и осторожно приложила к уху. Хосе включает рождественский рингтон, и Рита слушает, боясь шевельнуться и приоткрыв от изумления рот. Роса целует ее в макушку, в нежные льняные волосы.

Через час Нина уже почти не замечает безобразной губы, и девочка не кажется некрасивой. Обычная губа. Девочка как девочка. Привыкаешь, и ничего в принципе нет ужасного. Потом губу зашьют, и следа не останется.

Окна кабинета густо синеют, словно на улице включили кварцевые лампы, хотя часы показывают всего четыре. «Погода меняется», – думает Нина, откидываясь к стене.

Равномерное журчание голосов усыпляет. Почему-то ей никак не удается вспомнить, как зовут свирепую чиновницу из департамента. Она даже не уверена, что Ксения как-то ее называла. Нина дремлет с открытыми глазами. За несколько секунд ей успевает присниться целый сон про Аду и безымянную даму из департамента. Во сне они превращаются одна в другую, сливаются, как две наложенные друг на друга переводные картинки, становятся кем-то третьим, и этот третий с топотом уносится от Нины куда-то по пустынному коридору дома ребенка.

Разбудила Нину нянечка, которая пришла забирать Риту.

– Ритуся, – ласково лепечет крошечная тетенька, протягивая руки, – пора обратно в группу, кушать и спать.

В дверях Рита обернулась и посмотрела на испанцев равнодушно и сонно, как смотрят в окно на падающий снег.

Когда Нина застегнула пальто и уже собиралась выходить, позвонила Ксения.

– Слушай, тут дело срочное… У тебя в мобильнике есть фотоаппарат?

– Есть, – ответила Нина.

– Отлично. Тогда найди Аду. Она тебя кое-куда проводит, и ты сфотографируешь еще одну девочку… У этой кривая спина. Позвоночник больной. Родители просят прислать фотку, чтобы в Испании показать врачам. Представляешь, совсем я про это забыла! У тебя три минуты займет, а если я пойду, Ада прицепится с разговорами…

– Подожди, – занервничала Нина. – Ты с ней-то договорилась? А то они все на меня так смотрят…

– Договорилась. Иди и ничего не бойся.

Из кабинета навстречу Нине выплыла сама Ада Митрофановна.

– Нина? Так. Вот Верочка, медсестра. Она вас проводит.

Нина оставила испанцев внизу, сняла пальто и вслед за медсестрой Верой зашагала по коридору вглубь здания.

Они вошли в небольшую комнату. Это было специальное отделение, куда собирали детей-инвалидов. Кроватки тесно сдвинуты одна к другой. Голые матрасы покрыты клеенкой.