Рыбный промысел в Древней Руси - [39]
Еще более многочисленны сведения об угодьях внутри водоемов. В озерах и реках существовали токи и вежи рыбные (места, приспособленные для ловли неводом и другими большими сетями); отмечены истоки и «вершища» (верховья), «рыбные устья», омуты, плесы, затоны, губы, заводи, протоки, притоки, пруды, сысады, острова, лудоши (каменистые гряды на дне озера), пески (отмели и перекаты), куры или курьи (старицы) и пр. Сюда же надо причислить езы, колы, приколки, котцы (вотцы), глушицы, заборы, перекопани, ручьи, «поездные воды» и просто ловища. Все они делились на участки и жребьи. Картина получается если не исчерпывающая, то достаточно показательная. Практически эксплуатировались водоемы всех типов. «Свидетельством большой распространенности и большого значения рыболовства в хозяйстве Северо-Восточной Руси XVI–XV вв. (как и Северо-Западной. – А. К.) может служить чрезвычайно скрупулезное, даже можно сказать, мелочное распределение рыболовных угодий и времени рыбной ловли в этих угодьях между различными владельцами, особенно в центральных районах»[274].
Наконец, небезынтересно установить сезоны лова. Археологические находки X–XIII вв. – пешни, ледорубы и приспособления для работы на льду – бесспорно, засвидетельствовали наличие тогда на Руси зимнего рыболовства. Всё же главная добыча рыбы, надо полагать, происходила весной – в период нереста (икрометания). Письменные источники XIV–XVI вв. конкретизируют и расширяют наши представления по этому вопросу. Нередки указания на существование зимних тонь[275], езов «вешних» и «зимних»[276], «ловле зиме по первому льду»[277] или «ловли в осенинах» и «ловли поледные в осенинах»[278], ловли неводом «зиме и лете» или «на поледном»[279].
В других случаях отмечено, что «ловят неводом одним и сетьми в осень лососи и пальи и сиги»[280] или «На той же Суме реке у порогу поставлен кол рыбный, а ловят в нем и в межень и осень всю и до заморозов рыбу морскую лососи и тинды и семгу»[281].
Перечисленные примеры, как и многие другие, документально подтверждают круглогодичный характер рыбного промысла. В зависимости от местных условий его сроки сдвигались в ту или иную сторону, но добыча рыбы велась с разной интенсивностью почти непрерывно. Особо значительными были лов «вешний», «осенний» и «зимой по первому льду».
Эти три сезона четко зафиксированы источниками. Так, в Выписи из книг рыбной ловли в озере Селигер (1557 г.) говорится: «Ловити им рыба в озере Селигере через весь год на себя, какими ловлями похотят. А давати им царю и великому князю с озера Селигира оброк ежегод рыбою за все три ловли: за вешней, за осенней и за зимней»[282]. Причем за первый лов оброк взимался на Петрово заговение, за второй – на Филипово заговение и за третий – на Рождество[283].
Подводя итог рассмотренному материалу, нельзя не прийти к очевидным выводам. В XIV–XVI вв. рыболовство на Руси достигло высокого уровня развития. Резко возросла его интенсивность. Эксплуатировались почти без исключения все водоемы. Промыслом были охвачены десятки видов рыбы не только «красной» (осетровые и лососевые), но и всей прочей, даже мелкой (снетки, корюшка, ряпушка, ерши) и рыбьей молоди (сущ).
Несомненный интерес представляла бы возможность хоть приблизительно вычислить размеры уловов рыбы в Древней Руси, а также удельный вес рыбных блюд среди других продуктов питания. К сожалению, для домонгольского времени сделать это с достаточной степенью достоверности нельзя. Ни письменные источники, ни археологические материалы не дают на этот счет никаких конкретных указаний. Лишь цитировавшаяся уже Уставная грамота Смоленской епископии сообщает о «трои сани рыбы», поступавших ежегодно князю с города Торопца. Ими, конечно, не исчерпывались потребности княжеского двора. В том же документе говорится о неводе, курице и бреднике как составной части податей. Рыболовные снасти, надо полагать, использовались на собственных ловищах князя, бывших, по-видимому, главным и постоянным источником рыбы для него и его окружения.
Остеологические находки (кости и чешуя рыб) также трудно привлечь для количественных характеристик. По сравнению с костями животных, кости рыб сохраняются во много раз хуже. Они легко разрушаются под воздействием природных сил. Их охотно поедали скот и собаки. Поэтому делать выводы по количеству костей домашних животных и рыб, найденных при раскопках памятников, для иллюстрации пищевого рациона населения не представляется возможным.
Вместе с тем нельзя не прийти к заключению, что кости и чешуя рыб, как и рыболовные орудия, обнаруженные археологами при исследовании большинства древнерусских поселений и некоторых могильников, свидетельствуют о повсеместном употреблении рыбы. В Новгороде и Пскове, например, встречались даже огромные скопления рыбьей чешуи, а при раскопках в новгородских церквях рыбу находили в погребениях в качестве заупокойной пищи[284].
Сведения письменных источников вполне согласуются с данными археологии. Так, по одной из статей договора Олега с Византией 911 г. греки должны были снабжать приезжавших в Константинополь русских дружинников и купцов хлебом, вином, мясом и рыбой
