Рыбка по имени Ваня - [3]

Вот такой попался интеллигентный вор! Хотя мог бы психануть, потому что денег оставалось, по тётиюлиным словам, «шиш да немножко». Тётя Юля благодарно обратилась куда-то в воздух: «Дай Бог тебе здоровья, добрый человек».

Они в вокзальном туалете перевели дух и привели себя в порядок, потому что растрепались от бега и пережитого волнения. И Петьке намочили и прилизали набок волосики, чтобы не лохматились.

На радостях в вокзальном киоске на карманные деньги купили красно-синего робота- трансформера, о котором он давно мечтал. Мама хотела купить ему пломбир. Петька вспомнил про пальму (мохнатую, с жестяными листьями), неизвестно как попадающую в мороженое — и вежливо отказался.

В театре сильно пахло пылью. В коридоре висели портреты артистов, которых показывают по телевизору. Тётя Юля ахала и стонала: «Ой, я не могу! Ой, Танечка! Ой, Наташенька!». И даже незаметно ладошкой гладила пол, по которому они ходили.

Проходя сквозь занавеси, Петька расчихался, у него аллергия на пыль. Зал был почти пустой. Билетёрша спросила: «Вы из провинции?». Она проводила их до кресел, прижимала руки к груди и всё время тревожно повторяла: «Вам очень повезло, что сейчас не сезон. А так у нас билетов не достать, всегда аншлаг».

Они сели в заднем ряду, потому что купили самые дешёвые билеты. Тётя Юля шепнула: «Когда погасят свет, перебежим ближе». Но тут подошла билетёрша и извиняющимся, и одновременно обиженным голосом шепнула: «Можете занять любые места. Но вы не подумайте, у нас всегда аншлаг, просто сейчас не сезон».

Спектакль назывался «Не будите спящую собаку». Петька всё ждал, когда выпустят собаку, злую, потому что её разбудили. Или хотя бы дяденька наденет маску, залает и зашаркает лапами, как на детском утреннике.

Но артисты всё говорили, ругались и даже стреляли, а никакой собаки не было. Петьку разбудило хлопанье в ладоши. Артисты улыбались и кланялись, им несли цветы. Самому молодому и красивому досталось пять хрустящих букетов.

Только одной артистке никто не дарил цветов. А она стояла и всё равно улыбалась, хотя глаза у неё были тёмные и грустные, как у собачки.

Тётя Юля шепнула маме:

— Вот в жизни вечно так. Всем людям как людям, а кому-то хрен на блюде.

— А можно ей подарить? — Петька показал трансформера.

Мама с Тётей Юлей переглянулись и улыбнулись. Хотя обычно тётя Юля Петьку шпыняет, что «мелкий, ты не борзей, деньги не с неба валятся, мать за двоих хрячит». Но сейчас она смолчала.

Петька храбро протопал к сцене и протянул грустной тётеньке трансформера. Она сразу повеселела. Петька увидел, что у неё много морщин, просто их не видно под кремом.

И все артисты расступились и с радостным удивлением хлопали этой женщине. А тот, у кого было пять букетов, — два отдал ей. Нагнулся, подхватил Петьку под мышки и поставил рядом.

На сцене ещё больше пахло пылью, так что он чихал как заведённый. Зрители смеялись, вытягивали шеи и ещё очень долго хлопали.

— Теперь она твою игрушку повесит на зеркале в гримёрной, — сказала тётя Юля. — И будет всем рассказывать, что это талисман, который ей подарил маленький мальчик из провинции.

Билетёрша их ждала между рядов и провожала до выхода. Она тискала руки перед грудью и повторяла: «Вам очень повезло, что были свободные места. А так у нас всегда аншлаг. Стулья в проходе ставим».

— Блин, достала, коза. Караулит, что ли? — сказала тётя Юля. — Прямо Червяков из Чехова.

— Просто она настоящая служительница Муз. Театр для неё — всё, — мечтательно сказала мама. — Может, ей уже девяносто лет. Наверно, она даже в войну здесь работала. Под бомбами.

— Не свисти. В войну все театры эвакуировались, — и они с мамой всю дорогу шли и препирались на скучную тему: «Уехал театр — не уехал театр».

На третий день они катались на трамвайчике по Москве-реке. В зоопарке кормили уток в грязном пруду. Им махал лапой белый мишка и жираф показывал голубой язык.

— Фу, какая мерзость. Похоже на… — и тётя Юля шепнула что-то маме на ухо.

— Кто о чём, а вшивый о бане, — сказала мама.

Петька и сам знал, чего шептаться: на язык зомби похоже, он по телевизору видел.

В дельфинарии мама с тётей Юлей сфотографировались с белухой. Она вылетела из воды и клюнула маму в щёку мокрой резиновой мордой. Одна фотка стоила столько, что тётя Юля сказала: «Однако!».

А Петька не стал фотографироваться и очень за них боялся. Из «Зоологии в картинках» он знал, что косатки — это жестокие киты-убийцы и запросто могут утащить человека под воду.

А в мавзолей они не попали. Там был то ли санитарный день, то ли переучёт, то ли ремонт. Смешно: как в магазине или ЖЭКе.

Мама вспоминала, как бабушка и дедушка, совсем молодые, видели в мавзолее Ленина и Сталина, тогда они ещё лежали рядышком. Ленин был маленький, жёлтенький и ссохшийся. А Сталин — большой, полный и румяный, как живой.

— Куда б ни шёл, ни ехал ты —

Но здесь остановись.

Могиле этой дорогой

Всем сердцем поклонись,

— торжественно продекламировала тётя Юля. Они глядели издали на низенький тёмно-красный Мавзолей, похожий на не оштукатуренную печку в деревне у бабушки. И сказала, что они этот стих учили в школе, и он посвящён Ленину.