Рыбари и виноградари - [46]

Снаружи сооружение было щедро облеплено отрубленными головками ангелочков и древних философов.

Свободные от камина стены зала украшали мрачные фигуры древних богов. Они высовывались в самых разнообразных местах, имели малосимпатичные, можно сказать, зверские лица и, неодобрительно хмурясь, поглядывали на гостей.

В углах прикорнули муляжи рыцарей в металлических доспехах. Делали вид, что им совершенно неинтересно происходящее за столом.

Приглашённые расселись, вдыхая аромат, имевший, несомненно, съедобную природу и доносившийся из соседнего помещения. Когда дверь приоткрывалась, виднелись снующие официанты в белоснежных мундирах с крайне озабоченными лицами.

Барон, восседавший на троне во главе стола, поднялся. Первые слова были традиционны:

— Я пригласил вас сюда, чтобы сообщить пренеприятное известие.

Максим подумал, что не исключено, что тот читал Гоголя. И это совсем не удивляло.

Анри Вальмонт буднично продолжал:

— Объявлен Апокалипсис.

— По телевизору? — ахнул кто-то.

Барон строго глянул на аудиторию и пояснил:

— Человеческой цивилизации пришёл конец…

Глава 4 В которой мы вновь отправляемся в прошлое Максима, выясняем, что за испытания преодолевал он, и узнаём, как состоялось знакомство с баронессой Селин Вальмонт

В 1992 году россияне проснулись в другой стране. Теперь вместо сияющего коммунизма за недосягаемым горизонтом у каждого появилась конкретная цель — почти рядом. Только протяни руку. И рук тянулось много, целый лес требовательных, жадных, изголодавшихся по благам. Одни начали отталкивать других. Веселье и ликование быстро перешло в массовое побоище. Каждый формировал потребности и по способности воевал за них. Кто-то тянулся к металлургическому заводу, а кто-то — к импортному холодильнику. Одни пытались получить в собственность целые регионы, другим хватало малогабаритной квартиры.

Максим видел, как новая энергия заполняла бесцветную реальность целой страны, выжатой досуха за семьдесят пять лет. Всё стало ярким, как на экранах импортных телевизоров, появившихся в каждой семье. Отвыкших от бурных эмоций россиян затянуло в неистовые миры боевиков и триллеров.

Для многих поступившей из космоса энергии оказалось с избытком. Они перегорали, как лампочки от высокого напряжения. Жизнь била ключом, до крови. В стране шла невидимая война. Сколько народу гибло ежедневно в бандитских разборках, от поддельной водки или просто от нервной перегрузки — сказать не мог никто.

Впрочем, Максима всё происходящее почти не касалось. Оберегаемый везучей судьбой, он жил словно в другом измерении, вроде бы скрылся из грешного суетного мира в чистой пустыне, но там поджидали могучий, лукавый и сумасшедший генерал со своей верной Мариной. Те крепко взяли его в ежовые рукавицы и безжалостно воспитывали большого мальчика, подсовывая всевозможные дьявольские испытания.

Марина стала персональной Мэри Поппинс в чине майора. У этой молодой девушки были утомлённые жизнью глаза, как у стариков на картинах Рембрандта. Там светилась тысячелетняя мудрость, усталость и безразличие. Он боялся этих глаз, но в них хотелось смотреть. То, что Максим ощущал к своей наставнице, было похоже на Стокгольмский синдром — так психиатры называют чувство болезненной привязанности, которое испытывают заложники к захватившим их террористам, когда сознание жертвы, спасаясь от психологических ран, вспарывает реальность, удаляя из неё опасность, как хирург вырезает смертельную опухоль. После чего мучитель кажется несчастным человеком, жаждущим своей доли счастья и блуждающим по жизни с болью, спрятанной в сердце.

Говорили, что Марина — любовница генерала. Как не сочувствовать несчастной, взвалившей на себя такое страшное бремя? Сострадание — это шаг к дружбе или полшага к любви. Мы любим то, чему сочувствуем. Или думаем, что любим…

Между тем, «несчастная» девушка не давала покоя. С утра — пробежка и двухчасовая йога. Потом — поездка в институт, где можно было немного отдохнуть, а вечером — опять в спортзал. Домой Макс приползал только чтобы завалиться спать. В конце недели был запланирован подвиг с сопутствующими сюрпризами. По словам Марины, в выходные «тренировали удачу», и то, что происходило, показывало, как далеко они все зашли в своём безумии.

Максим не мог понять, почему соглашался на все мучения, которые готовили ему неистовая Марина с коварным Дмитриевым. Единственное, чем он мог оправдать свою сговорчивость, — тем, что вряд ли кто-нибудь в мире жил так интересно. Может быть, самым острым наслаждением в жизни является возможность рисковать ею.

В пятницу вечером он приезжал в ставший родным санаторий. Теперь к нему не прикрепляли датчиков вежливые люди в белых халатах, а просто вкусно кормили, давали отдохнуть и выспаться. Сон приходил, избавляя от недельной усталости. Утром в субботу появлялась деятельная Марина, и начиналось безумное приключение, приготовленное неистощимым на сюрпризы генералом.

Однажды Максим проснулся в незнакомом месте, которое оказалось просторной клеткой. Похоже, в вечерний чай подсыпали сильное снотворное. Напротив лежал лев, притворяясь спящим. Судя по острому запаху, зверь был настоящим. Лев поднял огромную, утопающую в густой гриве, небритую и потёртую морду, будто уже который день предавался запойному пьянству, и с печальным недоумением взглянул на пришельца. Бесцеремонное вторжение незваного гостя в священное пространство клетки удивляло, и, похоже, царь джунглей тоже ждал, чтобы его ущипнули.