Рыбалка в Пронькино - [63]

— Дааа… — протянул с интересом слушавший рассказ Петровича Толян. — пожалуй что у крокодила жизнь получше будет чем у дозиметриста.

— Да не то слово! — подтвердил Петрович. — Крокодилом как раз самая жизнь! Ни тебе партсобраний, ни профсоюзных взносов, ни авралов, ни переработок, ни облигаций госзайма, которые тебе вместо зарплаты впаривают, ни Берии, ни Хрущёва, ни прочих пидарасов… Зарылся в ил, глаза наружу выставил, и жди когда к тебе мясо бесплатное своими ногами придёт. А в Глазове у нас, блять, детям на молоко иной раз денег не хватало! А мясо, кто его из рабочих видел? Всё мясо — по начальству! А нам чё — картофан, огурцы с огорода, морковка, лук, кислая капуста, пшёнка, суп гороховый — вот и весь наш харч… Ну, бывала ещё иногда ушица, если ершей с плотвой в пруду наловишь…

— А что же ты своего мастера да парторга да главного инженера на мясо не схарчил? — усмехнулся Лёха. — Ты же к человечине, сам сказал, привычный по своему прошлому крокодильству-то! Раз-два, по голове монтировкой, ободрал, сварил, мясо съел, а кости в сортир выкинул.

— Эк ты сказанул! — без тени шутки ответил Петрович. — Это мне только теперь озеро память возвратило за то что я трактористом согласился поработать. А когда я дозиметристом был, я про свою прошлую жизнь ничего не помнил. Не положено её помнить, такой порядок. А если бы я помнил тогда, я бы их даже варить-жарить не стал! Затащил бы их, блядей, по одному на дно пруда, дал бы им пару дней подпухнуть, чтобы мясо помягчело, и объел бы до костей. Эх, если бы я тогда крокодильскую науку помнил!..

— Ну а дальше-то как оно было, в перерыве между жизнями? Чего-нибудь помнишь? — с интересом спросил Толян.

— А чего там помнить-то? Как помер, так ты сразу попадаешь в безличку. Ты вроде как есть, но сам себя не помнишь, ни одной жизни, ничего не происходит, тела у тебя никакого нет, мыслей и чувств никаких тоже нет. Только вроде как часики тикают, и так они долго тикать могут пока про тебя где-то вспомнят и во что-нибудь живое запихнут. Вот как запихнут, так начинается новая жизнь, а какая — это ты не знаешь, тебе наперёд никто не говорит.

— А тебя самого, кем ты дальше хочешь, никто не спрашивает?

— Да кто тебя там… бля, ёпт! Эх, чудные вы все ребята! Вы всё думаете, как помрёте так сразу попадёте к богу в кабинет, на приём? Там ангелы заместо секретарей? Все у тебя про твою жизнь спрашивают, протокол пишут, прегрешения твои подсчитывают, счётами щёлкают, да? Потом приговор лично тебе зачитывают? Прямо так все и крутятся вокруг твоей персоны!

— А чё, разве не так? — удивился Лёха.

— Да за каким хреном они на тебя время тратить будут? — желчно спросил Петрович. — Всё на том свете точно так же как и на этом! Тут ты нахуй никому не нужен, можешь служебные писать и к директору на приём пробиваться и месяц и год, и пять лет. И там точно так же! На заводе ты хоть состав администрации знаешь, к кому обратиться. А там и этого нет. Кто тобой командует, по какому уставу… Ничего не говорят! Сколько в безличке чалиться будешь… Куда тебя в следующий раз посодят… На каком основании, с какой целью… Запомнишь ты предыдущие жизни или забудешь и опять начнёшь всё с чистяка — никто тебе ничего не скажет! Вот только последний раз, уж не знаю почему, правила поменялись. Вытащило меня озеро из безлички, предложило вот тут у вас трактористом поработать. Посадили пока в трактор. А дальше — хочешь опять, говорят, в безличку тебя отправим, и жди тогда… А хочешь, сунем тебя в какую-то хреновину, забыл как они её зовут…

— Каколин? — подсказал Толян.

— Вот! Он самый. Это, говорят, на время. А потом, говорят, обязательно чего-нибудь получше придумаем. Даже не знаю, как быть. Пока что они там хватают души из безлички направо и налево, и распихивают по своим каколинам да по лягушкам. Народ матерится, но плавает. Можно конечно отказаться, насильно никого не заставляют, но смысл… Опять в безличке сидеть, ждать, и неизвестно чего дождёшься. Попадёшь в какого-нибудь паука, и сиди целую жизнь как дурак в углу, мух лови… А там в озере — хоть какое-то развлечение. Вот сейчас дойду до озера, контейнеры сгружу на дно, а дальше наверное трактор на запчасти разберут, а меня в каколин определят. Или в лягушку. Это по желанию, я ещё не решил в кого лучше. В общем, оно всё, конечно, лучше чем в безличке болтаться как дерьмо в отстойнике. Так хоть с народом потрындеть можно.

— Анатолий, ты там хорошо травы хапнул? — неожиданно прорезался Женька Мякишев в голове у Толяна, который ещё с утра несколько обмяк от любовных упражнений с Веркой, а потом и пуще привял, на славу покурив с Петровичем.

— Ну, есть немного, а что?

— Спроси там у Петровича, он ничего по обкурке не забыл?

— А чего сам не спросишь?

— Не хочу его в таком состоянии по нашим каналам беспокоить, а то у него чайник лопнет с непривычки. Это кто вас так накурил?

— Это я с утра по запарке махру с афганкой перепутал. Дали Петровичу покурить, ну и покурили… Все!

— Вот про всех-то и разговор. Ты свою деревню от смерти спасать будешь?

— Импланты, что ли?

— Импланты, конечно! Скажи Петровичу чтобы хвост выдвинул. Если он по обкурке забыл, это такая длинная фиговина под панцирем со стороны жопы. На хвосте шипы, как тот что я тебе на озере воткнул. Короче, по одному шипу на рыло. Втыкай под лопатку, так проще всего. Через неделю будете все здоровые, и никакая радиация вам будет не страшна.