Рядом с солдатом - [16]

— А мы уже отчаялись вас когда-либо увидеть! — обнимая нас, сказал Федя.

Все начали, перебивая друг друга, рассказывать о своих приключениях.

До отъезда в район Джурчи мы решили переночевать на старом месте и пока еще раз разойтись в разные стороны поснимать.

На этот раз я воспользовался попутным связным, на мотоцикле с ним, но без Рымарева — третьему не нашлось места — умчался к Сивашу. Ехали мы недолго. Скоро показалось Гнилое озеро, и мы замаскировались в руинах разбитой станционной сторожки. Небо гудело от немецких самолетов. Низко носились «мессеры», выше — «юнкерсы», а совсем высоко кружилась «рама» — корректировщик.

Только когда стало темнеть, я сумел выбраться из спасительной сторожки и пошел в сопровождении матроса-мотоциклиста на передовую. Шли недолго. Перевалили два косогора, и стало ясно, что мы находимся на передовой. Где ползком, где по ходам сообщений мы вышли на небольшую возвышенность.

Ракеты то и дело освещали местность. Красно-зеленая сеть трассирующих пуль густо покрывала землю. Изредка ухали вдали орудия, и нарастающий звук летящего снаряда заставлял обнимать землю.

Когда ракета особенно ярко осветила все вокруг, я почти рядом увидел покрытые бурой плесенью воды Сиваша. Бойцы на правом фланге были прижаты к Гнилому озеру и отчаянно отбивали одну атаку гитлеровцев за другой. Батальон пес большие потери, но удерживал позиции.

На левом фланге наваливалась лавиной ружейно-пулеметная пальба — фашисты пошли в атаку.

До самой зари полыхал бой. Затем все стихло, и снова в небе засветились свечи ракет. На рассвете комбат позвал меня на КП, сообщил, что немцы прорвались на левом фланге, и мы окружены теперь с трех сторон. Единственный выход — пройти в темноте через Гнилое озеро. Следующей ночью, если будем живы, постараемся этим путем выйти из окружения.

Я остался в батальоне до следующей ночи.

— Проголодались, наверное, товарищ капитан третьего ранга? — спросил комбат. — Жрать совсем нечего… Вот, если сможете, погрызите! — Он дал мне сухарик, который оказался твердым как камень, и я подумал, что скорее зубы раскрошатся, чем эта еда.

День мне показался вечностью. Вражеское командование, очевидно, разгадало наш план уйти ночью и решило добить нас днем. Одиннадцать атак отбили моряки до наступления ночи.

Приказ держаться до темноты стоил многих жизней, но другого выхода не было. Матросы обливались кровью, умирали, но задачу выполнили.

Ночью остатки батальона отходили мелкими группами по пояс в холодной густой жиже. Фашисты усилили огонь из минометов. Мины, падая в воду, поднимали темные столбы грязи. Видимо, соль разъедала раны — некоторые бойцы громко стонали. Тяжело раненных несли на руках. Люди падали от усталости в воду, поднимались и снова шли, шли вперед.

Я иду по грудь в воде. Плечо ноет от тяжести аппарата. Гибнут рядом матросы. Один, другой… Наконец луна закрылась серым облаком и больше не показывалась. Гитлеровцы прекратили огонь.

Только на рассвете вышли мы на сухую землю.

Наутро я кое-как дотащился до полуторки, где меня ждали не на шутку встревоженные моим отсутствием товарищи. Все были целы и невредимы, но осунулись, похудели, стали какими-то серыми, обмундирование потеряло всякий вид.

Я думал о людях, которые выходили со мной рядом из Гнилого озера, о комиссаре Аввакумове и о его батальоне. Что-то с ними теперь?

И еще я думал о том, как страшно и горько отступление…

После скудного завтрака мы двинулись в обратный путь по другой дороге, чтобы заехать в штаб 51-й отдельной армии. И на этот раз небо ревело двигателями самолетов, но «мессеры» нападали на нас редко. Бомбардировщики нескончаемыми армадами шли к нам в тыл, и слышно было, как там тяжко ухали бомбы. Над горизонтом плыли шлейфы дыма. Иногда мы чувствовали, как под нами вздрагивает земля. Слева и справа от дороги валялись убитые лошади и разбитые машины и повозки. По обочине вереницей тащились, ковыляли, вели друг друга раненые. Вид у всех был серый, грязные бинты пропитались кровью. Мы несколько раз останавливались, предлагали подвезти особо уставших и тяжело раненных до медсанбата, но на нас безразлично махали руками. Мы понимали: людей угнетает происходящее, угнетает отступление.

Несколько раз на нас лениво нападали «мессеры», но Чумак легко обманывал их ловкими маневрами. Мы даже не выскакивали из машины в кювет.

После многих перекрестков мы увидели вдали село. На дорожном столбике при въезде надпись мелом «Джурчи». Мы беспечно покатили по центральной улице. Она была пустынна и безлюдна. За поворотом пылало здание универмага. Зловеще гудело и трещало высокое пламя. Мы выскочили из машины, сделали несколько кадров и поехали дальше. Странно, почему нигде нет ни души… Чумак сбавил скорость. Стало тревожно.

Вдруг за несколько дворов впереди я увидел, как из-за угла выползали и пересекали шоссе камуфлированные самоходки — одна, другая, затем танк…

— Немцы! Немцы! Чумак, назад! Видишь крест на танке?

Шофер так бросил полуторку в сторону, что у него слетела с головы бескозырка. Я слышал, с какой силой в кузове ударилась о борт железная бочка, и вслед за этим — чей-то вопль, громкий, острый. Машина бампером сильно ударилась в саманную стену домика. Посыпалась глина. Чумак резко дал задний ход, и бочка снова ударилась о борт. В это время первая самоходка окуталась дымом, блеснуло пламя. Снаряд, просвистев мимо, врезался в дом, который «помешал» Чумаку при повороте. Он громко рванул внутри, высадив окна вместе со ставнями. Все окуталось густым облаком пыли. Чумак, развернувшись, дал полный газ. Немцы били наугад. Ухнули еще один за другим несколько снарядов, совсем близко. Взрывная волна сильно хлестнула земляным крошевом по ветровому стеклу. Чумак круто рванул машину вправо, и мы, выбив низкие ворота, въехали во двор. На улице продолжали рваться снаряды, била уже не одна самоходка. Мы пересекли длинный двор и выскочили на огороды. Полуторка запрыгала, заплясала как сумасшедшая по картофельным и капустным грядкам. Я слышал, как билась и подскакивала в кузове железная бочка с бензином. Мне было страшно за товарищей: как они там, целы ли? Так мы мчались до самого шоссе. Ведь враг мог быть и там, куда мы так стремительно неслись. Немцы, потеряв нас из виду, прекратили огонь. Так мы вместо штаба 51-й отдельной армии едва не попали в лапы к гитлеровцам.