Рядом с алкоголиком. Исповедь жены - [75]

Потом мы пили чай и общались. Симпатичные люди, они были несколько удивлены тем, что у нас все так прилично выглядит. Наверное, они слышали сентенцию о том, что в семье алкоголика уже давно ничего не работает. На первый взгляд в нашей семье работало все. В квартире порядок, опрятно одетые дети. А разбитое сердце никого особо не интересовало. Я вполне заслужила «Оскар» за актерское мастерство. Мне блестяще удалось скрыть слезы, тоску и отчаяние неудавшейся жизни.

Я ознакомилась с официальным Законом об охране от алкоголизма и токсикомании. Особа, зависимая от алкоголя или иных психотропных веществ, по закону могла быть направлена на стационарное лечение, если амбулаторное не дало результатов и если эта особа представляла собой угрозу для себя и окружающих ее людей. Например, планировала самоубийство с помощью передозировки. Марианна согласилась с тем, что Рихард должен пройти курс лечения. Казалось, иной возможности нет. Амбулаторное лечение, программа «12 шагов», словом, все цивилизованные способы уже не действовали. Пришло время сильной руки. В виде смирительной рубашки и мягких стен. Рихард должен был очистить свой организм от яда, пережить абстиненцию под строжайшим контролем. Принудительное лечение казалось последней возможностью.

Теперь это была версия «Наркоман 2.1». Жесткая игра.

В соответствии с этим законом Рихарда отправили в лечебницу Катринехольме, как мы и хотели. Через пару дней он сбежал, естественно, прямиком домой. Колотил ногами в дверь, вне себя от злости из-за того, что ключ не подходил к новому замку. Орал так, что стены дрожали: «А ну, пусти меня, ты, мерзавка, гнусная стерва!»

Я вызвала полицию. Мне вдруг показалось это вполне естественным. Я наблюдала за тем, как полицейская машина остановилась на улице перед домом и как полицейские оттаскивают Рихарда от дверей. Слышала, как он сопротивляется, как борется с ними. Видела, как три крупных полицейских ведут его с заложенными за спину руками.

Я спокойно пошла в кухню и приготовила ужин – рыбные тефтельки с рисом. Дети ели с аппетитом. В этот вечер за столом было весело.

Я связалась с адвокатом. Подала заявление на развод с просьбой оставить детей на моем попечении, а квартиру в моем распоряжении. Юрист, худая пятидесятилетняя женщина, выиграла уже не один спор о детях. Развод должен был пройти без сучка, без задоринки. Неприятностей можно ждать только со стороны социальных служб, здесь надо проявить осторожность, поучала она меня. У нее был большой опыт, и она знала, что случиться может всякое, однако верила в положительный исход. Хотя бы потому, что я такая, какая есть. Что ко всему отношусь ответственно. Что у меня нет никакой зависимости.

К сожалению, о созависимости мало что известно. «Та, которая рядом», самая близкая, может быть, по-своему больна даже серьезнее, чем сам алкоголик или наркоман. И хотя это не та болезнь, которая бы произвела фурор в обществе, она все же существует, и особа, ею страдающая, находится в весьма непростом положении. Алкоголик или наркоман могут избавиться от зависимости, а что делать той, самой близкой? Она так и останется со своим, теперь уже «чистым» алкоголиком или наркоманом, который в нее вцепится мертвой хваткой. Она все еще больна. Она может выздороветь, но станет ли когда-нибудь свободной?

Я приобрела себе пособие Мелоди Битти «Освободитесь от созависимости» – своего рода библию людей, приближенных к особам, страдающим от алкогольной или наркотической зависимости, но я не нашла в ней ничего полезного для себя. Я не ощущала себя какой-то растерянной бедняжкой, находящейся в смятении, о которых рассказывалось в этой книге! Я не считала себя классическим примером созависимой. Ведь я его в конце концов выгнала! Конечно, мне понадобилось какое-то время, прежде чем это случилось, но все же я сделала это. Я поменяла замок. Отправила его на лечение. Вызвала полицию, когда он разбушевался. Я установила определенные границы.

Может, я уже на пути к выздоровлению? Или я просто отказывалась признать реальное положение вещей?..

По истечении десяти дней городской суд аннулировал решение о принудительном лечении Рихарда, постановив, что он должен лечиться на добровольной основе. Рихард наконец понял, что действительно нуждается в лечении. Серьезном лечении. Он готов был даже покинуть Стокгольм.

Он отправился в путь ранним утром. Позвонил, чтобы попрощаться, и немного рассказал о лечебнице в Катринехольме. Где угодно лучше, чем там, пожаловался он. Никакого лечения там не было. Только холодные стены. Больничные койки. Запертые двери. Мужчины без признаков жизни. Терапия? Шутишь? Никому это не нужно. Никто и не слышал о лечении. Никого это не интересует.

Забота об алкоголиках и наркоманах была там ужасающей. Скорее всего, общество хладнокровно надеялось на то, что его неуспешные представители сами уморят себя до смерти, и чем быстрее, тем лучше. Чтобы их содержание не слишком отразилось на государственной казне. Если пациенту предоставили камеру и голый бетонный пол, назвав это лечением, то, естественно, он долго не протянет и общество довольно быстро избавится от таких отвратительных типов.