Рядом с алкоголиком. Исповедь жены - [28]

– И ты не знаешь!

Эту последнюю фразу я сказала специально, чтобы сделать ему больно. Насыпать соль на рану. Крутануть воткнутым в тело ножом. Во мне появилась ненависть, которая породила страшную злость. Я хотела, чтобы мои слова убили его. Чтобы он сломался.

– Ну, ты и стерва! Как ты вообще можешь такое говорить! Неужели ты не понимаешь, как я несчастен, – заорал он.

– Ну, естественно, а как же я? Ты понимаешь, что и я несчастна от того, что ты превратился в настоящего пропойцу! Я жалею о том, что у нас с тобой появились дети, как отец ты ничтожество!

Я с треском захлопнула двери спальни и накрылась с головой покрывалом.

Миранда, которая спала на нашей постели, беспокойно зашевелилась. Йоахим во сне заворочался. Рихард резко распахнул двери и влетел в спальню за мной.

– В задницу! Так ты опять хочешь ругаться всю ночь? Я больше не могу! Утром меня ждет важная встреча, а я устал, как не знаю кто, у меня нет настроения ругаться, я хочу спать. Ты что, не понимаешь этого? Мне надоели твои постоянные сцены посреди ночи!

Кто бы говорил.

– Об этом надо думать тогда, когда ты торчишь до утра в своем дурацком клубе! И перестань, заткнись уже, орешь, как павиан, разбудишь детей.

Мне хотелось, чтобы последнее слово было за мной. Хотелось указать ему его место.

– Ну, ясно, ты будешь затыкать мне рот? Так я тебе этого не позволю! Я сам о себе позабочусь! Я ухожу и никогда больше не вернусь!

Бах, бум!

В прихожей он с шумом натянул на себя одежду, порылся в карманах. Я лежала и считала. Если я успевала сосчитать до тридцати, он обычно раздумывал уходить. Девятнадцать, двадцать, двадцать один, двадцать два. Черт возьми! Он не уйдет. Да и куда бы ему идти. Естественно, он мог пойти в пивнушку, но где бы он потом ночевал? Может, у Симона? Это был его самый близкий друг. Симон обычно его поддерживал. Рихард и раньше не раз ночевал у него на диване. Симон был слишком хорошим человеком. В определенном смысле, он тоже являлся созависимым. Но, тем не менее, у Симона появилась подруга, поэтому ему не очень нравилось, когда Рихард оставался у него ночью.

…Двадцать пять, двадцать шесть. Я услышала, как он потушил свет в прихожей.

Снова вошел в спальню.

Я сжала кулаки и закрыла глаза.

Он сел на край постели. Потянул к себе одеяло.

– Почему ты не можешь понять, что мне недостает моего отца? – зашептал он. – Черт возьми, разве это так трудно? Ведь я люблю тебя, я всегда любил тебя. И я не хочу ссориться.

Мне вдруг показалось, что он выпил меньше, чем я предполагала. Я почувствовала, как мои губы растягиваются в скептической улыбке. Я не собиралась мириться с ним, мне хотелось, чтобы он страдал, был в отчаянии. Точно так же, как он приводил в отчаяние меня. Мне хотелось вернуть ему все нанесенные мне раны, всю сказанную ложь, все его бутылки без капли алкоголя на дне. Я не замечала, что он борется. Может, мне не хотелось этого замечать. Могла ли я помочь ему каким-то иным способом, если бы хотела? Я так никогда и не смогла найти ответы на собственные вопросы. Все познавалось методом проб и ошибок: ошибка – опыт, опыт – ошибка. Но, в основном, только: ошибка, ошибка, ошибка.

Человек ко всему должен прийти сам.

11

Осень перешла в Рождество, Рождество – в Новый год. Новый год в нашей семье был вообще отдельной песней. Уже в сочельник у меня свело желудок от мысли, что Рихард планирует большую новогоднюю вечеринку, и от стресса и напряжения он будет сходить с ума все рождественские праздники. Естественно, в сочельник он выпил вина больше обычного, однако перед моими родителями вел себя сдержанно. Наше первое совместное Рождество было совершенно иным. Тогда он отличился «гусарским» поступком: напился до чертиков и забыл в такси подарки, на которые было потрачено несколько тысяч. В том числе платье, которое он заказал специально для меня и за которое заплатил кучу денег. Он никогда не отличался бережливостью, даже в самом начале нашей совместной жизни. Затем модель катера с дистанционным управлением для Эдварда, украшение для моей мамы (наверное, собирался произвести впечатление). Когда он позвонил в службу такси, ему сказали, что никаких вещей они не находили. Уже позже, много лет спустя, я подумала, что, скорее всего, никаких рождественских подарков не было. Видимо, он просто пропил те деньги, о которых думал, что потратил их на рождественские подарки.

Естественно, Рождество было для нашей семьи временем, полным напряжения. Запасы пива и крепкого алкоголя покупались в большом количестве. Запасы… ну, здесь я не могу удержаться от скептической улыбки. Весь алкоголь успевал исчезнуть раньше, чем наступал канун Рождества. А ежегодные ссоры традиционно разражались раньше, чем по телевизору начинали дневной показ Качера Дональда.

А все эти новогодние вечеринки… Это было нечто. Нужно было столько всего организовать, что Рихард пребывал в постоянном стрессе и вынужден был все время пить, так что пьяным он был двадцать четыре часа в сутки. На его половине постели я находила пустые спреи от насморка. Однажды у него под подушкой я нашла и окровавленную бумажную салфетку.

– От постоянной нервотрепки у меня пошла из носа кровь, – объяснил он.