Рябиновый мед. Августина - [36]

Запнувшись на последних словах, фрау Марта повернулась и быстро вышла.

У Аси не было сил на горе. Тетка в лохмотьях незримо стояла в изножье кровати и самодовольно скалилась. Болезнь нагло взирала на свою жертву, и Ася была готова поклясться, что слышит се скрипучий голос:

— Выжму до капли и выкину на тот берег Учи!

К вечеру приехал толстый усатый фельдшер и на телеге увез ее в холерный барак.

Наскоро сколоченный барак был разделен на две половины — мужскую и женскую. В женской было занято несколько коек. Асю положили в самом углу, у окна. И здесь, в бараке, она потеряла счет времени. Усатый фельдшер приходил, осматривал. Его помощница, девушка в белом, давала микстуру, какой-то горький отвар. Асе было все равно. Настал момент, когда она подумала: «Ну и умру. На небесах встречусь с маменькой. И папенька уже там».

И ей стало легко и радостно. Она уже не думала о кладбище за рекой, о могилах и крестах, а только лишь об этой долгожданной встрече. И слеза катилась по бледной щеке и скатывалась в ухо.

Итак, Августина приготовилась отдать себя в костлявые руки смерти. Когда помощница фельдшера, Тоня, пришла вечером дать лекарство, у Аси не хватило сил сесть на кровати.

Но та самая костлявая тетка, что стояла в изножье кровати вот уже который день, отчего-то замешкалась и оставила свою жертву до утра.

Утром Ася открыла глаза, и первое, что она увидела, было ярко-синее пятно на фоне бледно-серого света раннего утра, сочащегося в окно. Пятно было явно лишним в привычной картине. Ася смотрела на него, пока не поняла, что это цветы. Синие цветы стояли на открытом окне в белой кружке и смотрели прямо на нее.

Ася знала эти цветы. Они растут на меже, в поле. Никогда не думала, что, собранные вместе, они бывают так красивы.

— Ну, как у нас дела? — бодрым голосом спросила Тоня, убирая склянки на столе. — Кто тебе цветочки принес? Кавалер?

— Это разве мне? — шепотом возразила Ася.

— А кому же? Тут в палате из молодежи ты осталась да тетка Степанида. Вы уж разбирайтесь, кому из вас кавалеры цветочки таскают.

И Тоня звонко рассмеялась. Тетка Степанида в глубине барака заохала и заворочалась.

Перед тем как уйти, Тоня наклонилась к Асе и, блестя глазами, добавила:

— Одно могу сказать тебе, девонька: муж Степаниды в нашем же бараке лежит и в поле за васильками бегать никак не может. При всем его желании. Насилу до ведра доползает!

Тоня ушла, похохатывая. Ася стала смотреть на цветы. И чем дольше она на них смотрела, тем больше ее занимал вопрос — кто же принес их сюда? И что значат эти цветы?

К вечеру ее любопытство стало таким большим, что вытеснило все другие чувства.

А утром, открыв глаза, она первым делом взглянула на окно. Там, в той же белой кружке, вместо вчерашних васильков стояли лиловые колокольчики! Они были такие милые, умытые росой. Их головки вздрагивали от легкого ветерка. И у нее внутри тоже что-то вздрагивало и трепетало.

Тетке в серых лохмотьях, похоже, наскучило играть с девочкой. Отметив дом городничего, холера отправилась шнырять по другим дворам, не брезгуя ни богатыми, ни бедными. Кругом старалась поставить свою смрадную отметину. Врачи в земской больнице работали не покладая рук. В окрестных деревнях, где свирепствовала зараза, строились холерные бараки. Кругом горели костры, сжигающие зараженную одежду. Артем Вознесенский, студент медицинского факультета, попросился помогать. Его направили в зараженное село. Врачи ходили по домам, проводя дезинфекцию.

Но жители города были уверены — без помощи святого не справиться с бедой.

Послали на Кострому, в монастырь преподобного Геннадия, что за двадцать верст от Любима, за иконой.

Когда святыня прибыла в город, возле городского собора на площади уже толпился народ. Пройти по зараженному городу крестным ходом пришли все, кто мог ходить.

За иконой преподобного Геннадия Любимоградского и другими иконами несли хоругви. Затем шествовали церковнослужители всех любимских церквей, следом шел народ.

Пели певчие, женщины в рядах старались подпевать.

От собора через площадь к Троицкой церкви, затем на большую дорогу, мимо острога с тюремной церковью, обходя город, крестный ход направлялся к храму Предтечи и завершал свой путь там, откуда начался.

Сонечка Круглова шла вместе с Маней и Эмили. Ей повезло — она попала в ряд сразу после церковников. Посчастливилось Сонечке, конечно же, только благодаря дружбе с Маней Вознесенской. Иначе тащилась бы сейчас с братьями в самом конце колонны.

Церковнослужители шли широко, и в промежутки ей было видно тех, кто несет хоругви, а это было самое необходимое. Ведь как раз вышитую хоругвь с изображением Георгия Победоносца нес Володя Вознесенский, который вот уже несколько месяцев занимал ее воображение. Всякий раз, когда Соне доводилось видеть его — бравого, с военной выправкой, в мундире с золотыми пуговицами и блестящей пряжкой ремня, сердце ее начинало восторженно биться, а кровь приливала к щекам, делая их пунцовыми.

Поначалу она оправдывала свои чувства тем, что всегда немного завидовала мальчикам и, пожалуй, сама могла бы блеснуть в таком мундире, лихо проскакать на коне и тому подобное.