Рваная грелка-2 - [9]

— Эф девяносто один дробь два — социализированное расстройство поведения, — опять отозвался из своего угла Психиатр. — Они индуцируют друг друга. Изолировать пытались?

— Пробовали, — Координатор поморщился. — Показать запись? Таких изощренных самоубийств я и представить не мог. Один, представляете, сам себе шею свернул.

— Как это свернул? — изумился Инспектор.

— Руками, — буркнул Стажер.

Инспектор незаметно для других прикоснулся к воротнику.

— Позвольте мне, друзья, — Социолог поднялся из кресла и обвел собравшихся взглядом. — Мы говорим с вами ни о чем. Из пустого в порожнее переливаем. Вся эта информация давно известна каждому из нас. Прилетев сюда, мы имели достаточно времени, чтобы ознакомиться с ситуацией и сделать выводы. Уважаемый Психиатр уже изложил свои мысли, даже, скорее, диагноз. Теперь, я думаю, — моя очередь. Итак, как нам известно, данный конфликт длится уже двести пятьдесят три года — срок беспрецедентный в истории войн. За это время биогеоценоз планеты был практически разрушен, а экология пришла в плачевное состояние. Животный мир уничтожен, растения истреблены, за исключением специально культивируемых, население планеты сократилось в восемнадцать раз и продолжает уменьшаться в геометрической прогрессии, средний возраст неуклонно снижается — у них почти нет стариков, просто не доживают, рождаемость падает, технический прогресс отсутствует, скорее даже наблюдается обратная тенденция, искусство, религия и письменность забыты… Проанализировав и учтя эти и многие другие факторы, я счел возможным использовать для окончательных расчетов формулу Шьюбаша Суль-ве…

При этих словах собравшиеся в маленькой зале люди затаили дыхание. Сказанное означало, что надежд на спасение нет. Аборигены планеты обречены на самоуничтожение, и попытки спасти цивилизацию ни к чему не приведут. Дело лишь в сроке.

— И что?.. — первым не выдержал Стажер.

— Шестьдесят восемь лет… — Социолог сделал паузу, — через шестьдесят восемь лет наступит критический момент: они окончательно забросят сельское хозяйство, вырубят последние леса, прекратят репродукцию и… вымрут. Процесс необратим. Они обречены.

Тишина стала еще гуще. Социолог опустился в кресло и закрыл глаза. В ближайшее время программа будет свернута, специалисты отозваны, и жители единственного на планете континента предоставлены самим себе. На шестьдесят восемь лет. Останется только следящий спутник на орбите, который в установленный срок сообщит хозяевам о конце цивилизации.

— Ладно, — прервал молчание Инспектор, — собираем вещички. Сколько времени потребуется, чтобы свернуть станцию? — Он повернулся к Координатору.

Три дня.

Прекрасно, отлет в четверг. К концу недели будем дома, — за показной деловитостью прятались неуверенность и смятение.

— Я остаюсь. — Все изумленно повернулись к Стажеру. Только Социолог, грустно усмехнувшись, принялся разглядывать аккуратно подстриженные ногти.

— А знаете, молодой человек, вы предсказуемы. Впервые увидев вас, я понял, что этим закончится. Вы неверно истолковали трактат Суль-ве «О роли личности в истории». Ничего нельзя изменить, они обречены. Если бы раньше…

— Я остаюсь.

…Оставалось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время?.. Одному…

* * *

— А из-за чего они воюют-то? — спросил Инспектор у Координатора, когда они выходили из конференцзала.

— Судя по данным спутника, причиной послужил мелкий приграничный конфликт. Овраг какой-нибудь не поделили… или мосток.

— Как дети, — с грустью заметил Инспектор.

* * *

38 лет спустя.

Армия отступала. Уставшие, не спавшие уже третьи сутки регланцы валились с ног. Сегодняшний паек был съеден позавчера, и на завтра уже не осталось ничего. Как опытный тактик, Агерон понимал, если сегодня им не поможет чудо — завтрашнего вечера армия не увидит. Противник наступал на пятки, и ждать помощи уже неоткуда.

Невдалеке темнел лес, быть может, последний на этой оскудевшей и обезлюдевшей земле. Полуразрушенный древний замок появился из-за холмов неожиданно.

Воистину, это было великолепное зрелище. Генерал впервые в жизни видел подобное сооружение, и оно поражало его своей, почти осязаемой, силой, своим не иссякшим за века могуществом, своей абсолютной непохожестью ни на что виденное раньше. У высоких, каменных башен не было ничего общего с казавшимися теперь убогими походными шатрами; его, пусть и полуразвалившиеся, стены ничуть не походили на жалкие загоны, возводимые из глины для скота; огромный подъемный мост, перекинутый через пересохший ров и узкие бойницы не имели вообще никаких аналогий в привычном Агерону мире. Еще не понимая, что это такое, родившийся и выросший в полевом лагере регланцев Агерон неведомым чувством ощутил вот оно, спасены.

— Вагир, — громко кликнул он ординарца.

— Мой генерал, — тень помощника, невероятно длинная в лучах заходящего солнца, выросла рядом с тенью предводителя.

— Развалины, — кивнул предводитель вперед. — Там заночуем. Утром дадим бой. Пошли разведчиков, пускай проверят.

Коротко кивнув, Вагир исчез.

Когда солнце упало за горизонт, уступив место безразличным звездам, остатки армии втянулись в ворота замка. Командир разведотряда встретил Агерона на мосту.